О вампиризме (публикация 1907 года)
Станислав Василевский (1885-1953) – польский журналист, публицист, литературный критик, переводчик. Родился в г. Станислав (ныне Ивано-Франковск). С 1904 г. изучал историю и полонистику во Львовском университете. Во Львове жил до 1927 г., занимаясь редакторским делом, после чего выехал в Познань, где в 1932 г. защитил докторскую по философии. Период оккупации пережил во Львове, после освобождения три года провел в Кракове, а затем переселился в Ополе, где и провел остаток своей жизни. Творческое наследие С. Василевского – ряд книг о Львове, а также эссе и исторические очерки, посвященные главным образом культуре польских нравов и литературе эпохи Просвещения и романтизма. |
Вопрос вампиризма интересует этнологов с давних времен. Тема вампира, мертвого человека, который после своей смерти живет другой жизнью, поддерживая ее за счет живой крови других людей, является одной из самых интересных в фольклористике. Когда в лунную ночь наступает полночь, вампир встает из могилы и бродит по земле в поисках людей. Свои жертвы он умерщвляет, высасывая из них кровь. Погибший от вампира также становится вампиром. На такую судьбу обречена и вся его семья. Иногда это бедствие может постичь целую местность. Исследования показывают, что вера в существование вампиров, в первую очередь, обнаруживается у восточных народов, начиная с индийских dajtias и pisachas. Однако колыбелью истинного вампира является Восточная Европа, а средой, где мы его чаще всего встречаем, – славянский мир.
Природу веры в вампиров нельзя полагать чисто метафизической, у нее имеются определенные реальные основания. Генезис такой веры нужно искать в случаях летаргического сна, пробуждения «умерших» в гробу и питании собственной кровью, а также, наконец, в некрофилии и ликантропии. Поэтому источниками по изучению вампиризма могут выступать как народные верования, так и исторические свидетельства. Вера в вампиров некогда была суеверием, распространенным в довольно широких социальных слоях. Например, в XVIII веке вампиризм представлялся довольно важной проблемой общества, разрешением которой занимались многие выдающиеся умы эпохи Просвещения. По этой теме возник целый пласт публикаций, в которых авторы стремились побороть этот вредный предрассудок и доказать с точки зрения науки того времени невозможность существования вампиров. (Наиболее известными были труды аббата Кальме из Франции, Ранфта из Германии и Яна Богомольца из Польши). В XIX веке, когда вера в вампиров была жива лишь в народной среде, ею занялись фольклористы. По исследованиям Андре1 и Лайстнера2 предания о вампирах в свете фольклора и литературы (вампир как поэтический мотив) исчерпывающе проанализировал д-р Стефан Хок3. В последние годы на эту тему появились работы Иполарда4 и Фишера5.
Все эти работы в определенной мере связаны с нашей этнологией, и должно показаться странным, что до сих пор на них не было обращено никакого внимания. Согласно мнению всех исследователей, главной средой верований в вампиров является славянский мир. Здесь это суеверие проявляется наиболее масштабно, нет такого славянского народа, где бы оно было неизвестно. «Вера в вампиров, – пишет Гельвальд6, – нашла наибольший отклик среди славян, и даже если она в схожих формах встречается еще где-либо на земле, то нигде она не укоренилась так глубоко в жизни народа как у славян». Фишер, в свою очередь, сообщает, что это печальное суеверие нигде так остро не проявляется, как у славян и на Востоке. «В Германии отношение к нему довольно снисходительное. В своей мрачной форме вера в вампиров выступала только там, где имелись контакты со славянами»7. А что касается примеров, то наряду с Сербией, Болгарией, Далмацией он упоминает и Польшу – как край, особенно населенный этими кровожадными демонами. «Там, у поляков и русских, а главным образом в Белоруссии и Украине, сказания о зловещих мертвецах прижились еще больше, чем у южных славян»8. Хок же, если необходимо привести примеры из области верований в вампиров и связанных с ними обычаев, всегда черпает их в Польше9.
Из Польши, а также и из других славянских стран, вампиризм в конце XVII и XVIII веках проник в Германию, особенно после 1732 года, когда нашумевшие события в Сербии обеспокоили всю Западную Европу настолько, что даже отправлялись целые научные экспедиции для проведения расследования. Исследователи этот факт преподносят даже с некоторой гордостью, считая вампиризм одним из пережитков варварства и дикости, отсутствующих у цивилизованных народов. Гельвальд даже цитирует мнение английского ученого Шпенера, утверждавшего, что у народов, культивирующих веру в вампиров, некогда должен был процветать каннибализм!
Как мы видим, этот вопрос чрезвычайно важен и интересен и для нашего фольклора, но у нас по данному поводу не было сказано ни слова. Было бы легкомысленным полагаться на мнение немецких исследователей, которые, когда речь шла о Польше, обращались не к источникам, а к информации «из вторых рук».
Этими замечаниями предмет разговора не исчерпывается. Речь идет об определении принципиальных положений, согласно которым следовало бы исследовать этот вопрос, а также о рассмотрении нескольких спорных моментов, которые всплыли при исследовании темы фольклорного вампира как мотива в литературных произведениях.
Как уже упоминалось выше, для изучения темы вампиризма у нас имеется два типа источников: народные предания и исторические свидетельства. Начнем со вторых. Подобных свидетельств, начиная с XVII века, у нас имеется достаточно. После труда Жончиньского10, который впервые описал случай в Кракове 1621 года, упоминания о данном суеверии встречаются все чаще и чаще. На эту тему обратили внимание теологи, посчитавшие существование вампиров делом рук сатаны, и церковь, по их мнению, должна не оставаться в стороне, а вести с ними борьбу. Других же вампиризм заинтересовал как некая особенность, которая отсутствует в иных странах. «Индия полна золота, Малабар – перцем, а Польша – упырями», – написал в своем известном труде «Nowe Ateny» ксендз Хмелевский.
После таких высказываний писателей периода саксонской династии польских королей, чрезвычайно интересных как signum temporis и лишь поддерживавших в широких сферах грубое суеверие, вампирами занялся век Просвещения, который под знаменем энергичной борьбы смог, наконец, вампиризм истребить. Тщательное исследование исторического контекста вампиризма важно и для истории культуры, и для этнологии. Но до сих пор, за исключением некоторых подробностей из труда Р. Бервинского, изданного в 1862 году11, мы основывались лишь на том, что писали иностранные ученые. Хок, например, указывал, что известия наших авторов о появлении вампиров были неожиданной новостью для Запада, который до этого никогда о данном суеверии не слышал. Эти сообщения попадали в зарубежные издания (например, журнал «Mercure Galant» 1693), благодаря которым Европа и познакомилась с польскими вампирами. Таким образом, здесь мы имеем дело с интересным фактом: в XVII и XVIII веках Польша являлась посредником в экспорте вампиризма с Востока на Запад Европы. Посредничество это осуществлялось литературным путем.
Иначе обстоит дело с нынешними народными верованиями, которые следует полностью выделить отдельно и исследовать на основе непосредственно собранных материалов.
И здесь мы сталкиваемся с явлением совершенно иным: если в XVII и в начале XVIII века были повсеместно распространены верования в вампиризм, поддерживаемые темнотой широких слоев общества, то польский народ совершенно с ними не был знаком, а также не знает их и сейчас. Ибо как представлено это суеверие у польского народа?
Верит ли польский народ в вампира? До сих пор двух мнений по этому поводу не было. О вампиризме в польском фольклоре говорилось и писалось много – с тех пор, как было обращено внимание на народное творчество. У всех авторов, которые писали на эту тему, говорилось, что вампир – это один из наиболее распространенных персонажей нашей народной демонологии. Далее сообщается, что знает о нем народ во всех уголках Польши, сохраняя страшные предания о злодеяниях вампиров, и поет об этом песни.
Неудивительно, что подобного мнения придерживаются и все упомянутые зарубежные исследователи. Но следует заметить, что все эти утверждения не основаны на фактах. При ближайшем рассмотрении оказывается, что мы имеем дело с замкнутым кругом голословных заявлений, что вопрос этот является не только нерешенным, но и запутанным вследствие смешения образа вампира с иными абсолютно разными фольклорными сюжетами.
Прежде всего, само слово вампир (wampir). Общепринято считать его синонимом понятия упырь (upior). И это обстоятельство является одной из причин недопонимания. Так как наш упырь, хоть и происходящий от вампира, не является – как мы увидим – вампиром. Скорее он подобен немецкому Gespenst, французскому revenant. Повторюсь, у народа мы зачастую встречаем упыря как понятие собирательное. Оно объединяет все существа загробного мира, которые возвращаются в мир живых: strzyga, strzygoń, latawec, wieszczy, topielec, przypołudnica и т. п. Поэтому первым условием решения этого вопроса должно быть точное определение и разграничение терминов, которые используются в народной демонологии. Выделим три образа, созданных народной фантазией, которые могут показаться вампирами. Это – упырь (upior), змора (zmora) и стрига (strzyga).
Мы не будем их здесь подробно оговаривать, так как это вышло бы за рамки данной статьи. Хотелось бы только уточнить, насколько они соответствуют вампирам.
Упыря12 народные верования причисляют к злобным и грозным демонам. Наделенный сверхчеловеческой силой, он по ночам нападает на людей. Человеку грозит неизбежная смерть, когда тот заступит ему дорогу – упырь душит или открывает голову. Но в этом народном поверье мы нигде не встречаем наиболее важной черты вампира: упырь не пьет человеческую кровь. А это ведь является сутью вампира, что отличает его от иных существ сверхъестественного мира. От этого он и получил в некоторых языках специфические имена (немецкий Blutsauger, болгарский krvopijac). Только одно объединяет упыря с вампиром: наш народ против упырей использует те же самые средства, что применяются местами у южных славян против вампиров: пробивание осиновым колом сердца покойника, заподозренного в хождении после смерти, отрубание головы и помещение ее у ног, переворачивание тела лицом вниз. Более тщательное исследование фольклорных мотивов должно устранить это заблуждение, вследствие которого упырь объединяется с вампиром.
Ошибочно также к вампиризму причисляется вера в зморы13. Змора – это человек, чаще всего женщина, дух которого выходит по ночам из тела, посещает спящих людей (ненавидимых ею, но иногда даже друзей или близких) и, усевшись им на грудь, сосет кровь из их языка. Змора невидима. Если ее схватят или ударят, она превращается в насекомое, малого зверька или растение. Убить человека она не может. Ее жертвы пробуждаются лишь испуганными и ослабленными. Народ не причисляет змору к сверхъестественным существам, посему и не приписывает ей также способности видеть в темноте. Она, несомненно, является орудием дьявола, посланным для мучения людей и действующим неосознанно вопреки своей воле. Змора как олицетворение физиологического явления (тяжелого сна) не имеет никаких демонических черт, и поэтому ее сложно сопоставить с вампиром.
Остается еще стрига (стригонь), суть которой нам менее всего известна. Согласно одним источникам, стрига – это синоним упыря, по другим же, она отличается от последнего тем, что из ее уст всегда вырывается пламя, а своим дыханием она убивает людей. Она не имеет черт вампира, по крайней мере, до сих пор это еще не было зафиксировано.14
Таким образом, мы видим, что в польском фольклоре весьма сложно отыскать следы существования веры в вампиризм. По моему мнению, более тщательные исследования должны показать ошибочность прежних взглядов и доказать, что польский народ вампиризма не знает, что ему чужд этот мерзкий образ демона, живущего за счет человеческой крови. И уж ни в коей мере нельзя говорить о польском фольклоре как об одном из очагов вампиризма. Распространенное убеждение о народной вере в вампиров имеет своим источником литературные произведения, но отнюдь не народные. Этот образ был внедрен в фольклор поэтами периода романтизма, которые под влиянием модных тенденций немецкого и французского романтизма выдвинули на первый план народных верований демонологический элемент, способный пробуждать чувство ужаса, и порой приписывали народу поверья, которые ему не были известны. (Типичной с этой точки зрения была деятельность К. Войцицкого, которым первым написал о вампирах в польском фольклоре).
Сейчас этнологи должны признать, что вампиризм не имеет фольклорных основ и скорее относится к области историко-литературных исследований.
Сноски:
- Richard Andrée. Ethnographische Parallelen und Vergleiche. Stuttgart, 1878.
- L. Laistner. Das Räthsel der Sphynx. Berlin, 1889. II.
- Die Vampyrsagen und ihre Verwertung in der deutscnen Littetatur (XVI. tom zbioru: Muncker, Forschungen). Berlin, 1900.
- A. Epaulard. Vampirisme. Paris, 1902.
- Wilhelm Fischer. Aberglaube aller Zeiten. Dämonische Mittelwesen, Vampir und Werwolf in Geschichte und Sage. Stuttgart, 1907.
- Hellwald. Die Welt der Slaven. Berlin, 1890.
- Str. 31.
- Str. 367.
- Ср.: str. 20, 22, 23, 28, 29, 34.
- Historia naturalis regni Poloniae. Sandomierz, 1721.
- Studya o literaturze ludowej. Poznań, 1862. Tom II, str. 24 i n.
- Об упырях ср.: J. G1uziński. Włościanie polscy z okolic Zamościa i Hrubieszowa (статья в «Archiwum domowy» Войцицкого. Warszawa, 1856, str. 523 и след.); Kolberg O. Lud, VII. 65, 217.; XV. 35.; XVII. 97; Stecki, Wołyń. I. 12; Fedorowski. Lud białoruski, I. 90, 198.; II. 171, 175-9, 180, 182, 188; «Materyały antropologiczno-etnologiczne» (до этого «Zbiór wiadomości do antopologii» и т.д.) III 73, IV. cz. III. 9-24, VI. 249, 391; «Wisła», VII. 105, 375, XVI. 437, 617, XVIII. 519. (ср. также в ежегоднике «Wisła» ответы по вопроснику: «как народ представляет себе существ сверхъестественного мира?»); «Lud» VIII. 265-274, 258. XII. 253, XIII. 112, 127. Это наиболее важные собранные материалы о народной вере в упырей. Здесь мы не приводим источников другого характера, как например Wójcicki, Przysłowia narodowe I. 143-163. и др. Следы веры в существование вампиров также присутствуют и русского народа. Ср., напр., «Etnograficznyj Zbirnyk», T. 10; «Zapysky Tow. im. Szewczenka», T. 80. str. 109-124. (Публикации В. Гнатюка и З. Кузели).
- О зморах см.: Kolberg O., Lud, VII. 68-75. XV. 38-44; Fedorowski, Lud białoruski, I. 77, 288; J. Świętek, Lud nadrabski, 516 9; он же, Z nad Wisłoka. «Lud» VIII. 358. Gluziński str. 558; M. Toeppen. Wierzenia mazurskie. «Wisła» VII. 8; Skoczyska (gub. Lubelska) «Wisła» VIII. 396; Wieś Lelowice. «Wisła» XVI. 685; Z okolic Biecza. «Lud» XII. 216.
- О стригах ср. Gluziński op. c. str. 524; Sz. Gonet. Strzygonie. «Lud» III. 154-5; J. Świętek, Lud nadrabski, 493-504.
Оригинал статьи: Wasylewski, Stanisław. W sprawie wampiryzmu // Lud. Kwartalnik etnograficzny. Organ Towarzystwa Ludoznawczego. T. 13. Lwów, 1907. S. 291-298.
Перевод с польского – В. Гайдучик