Некоторые моменты, связанные с находкой каменного лабиринта в Иваньковской тоне в 2014 году
Лето 2014 года ознаменовалось достаточно интересной археологической находкой в Карелии, сделанной археологами М. Косменко и Н. Лобановой - ранее неизвестным каменным лабиринтом вблизи Керети [1]. Несомненно, М. Косменко и Н. Лобанову можно поздравить: это знаковая находка, которая вновь привлечет интерес к проблеме каменных лабиринтов Русского Севера.
Предварительно новонайденный лабиринт датировали «петровским временем» и соотнесли с поморами-старообрядцами, но это лишь предварительные оценки, основанные на публикациях М. Косменко 2013-14 гг. Несомненный интерес в этом ключе представляет первое детальное описание находки, которое появилось в Интернете несколько позже [2]. Данная заметка, как первая по новому лабиринту представляет интерес и заслуживает некоторого обсуждения, в ходе которого хотелось бы обратить внимание на следующие моменты.
«По топографическим данным, лабиринт и тоня были сооружены после того, как вторая волноприбойная полоса превратилась в неширокую пологую нижнюю терраску высотой до 4 м, которая отдалилась от береговой линии на 30-40 м и перестала подтопляться во время морских приливов. Несомненно, это произошло в средневековую эпоху».
Данный факт является очередным подтверждением средневекового происхождения каменных лабиринтов Русского Севера, что также позволяет их рассматривать в общем контексте с балтийскими лабиринтами.
«Лабиринт получил небольшие повреждения в процессе деятельности промысловиков, но рыбаки никогда не пытались намеренно его разрушить, несмотря на близость к жилым строениям. Следы их деятельности прослеживались преимущественно в восточной части сооружения, рядом с остатками тони».
Сделан правильный вывод о привязке лабиринтов к поморам, его сохранность, несомненно, свидетельствует о том, что лабиринт для православных поморов не был чужим - саамским или языческим. При этом обилие бытового мусора и кострища на нем также свидетельствуют и о другом - на период существования Иваньковской тони он был уже неактуален для поморов.
«По стратиграфическим данным, лабиринт сделан раньше позднего периода функционирования промыслового пункта поморов. Находки оконной слюды в перекрывающем лабиринт культурном слое свидетельствуют о том, что он сооружен раньше времени существования на тоне жилых построек со слюдяными окнами. По всей вероятности, лабиринт возник здесь одновременно с промысловым пунктом поморов и может быть отнесен к раннему периоду существования Иваньковской тони».
Это крайне любопытное замечание, которое указывает, что лабиринт на этом промысловом месте был возведен ранее предварительно озвученных XVII-XVIII вв. Т.е. лабиринт не позднесредневековый. Если учесть, что слюдяной промысел стал активно развиваться на Беломорье с XV в. [3], то получается, что лабиринт, вероятно, был возведен ранее этого времени, при этом датировка самой террасы по высоте над уровнем моря не позволяет его датировать древнее Средневековья. Это крайне любопытный момент, поскольку он опровергает ранее выдвинутую М. Косменко датировку лабиринтов XVI-XVIII вв. [4]. Таким образом, оценка археологического контекста нового лабиринта вполне позволяет соотнести его с домонастырской эпохой либо временем начала становления Соловецкого монастыря (XV в.), что соответствует датировке, ранее выдвинутой автором этого обзора [5].
«На внутренних водоемах их тоже никогда не сооружали».
Данное замечание является верным только относительно Русского Севера, например, в Швеции известны единичные лабиринты на озерах (4).
«Интерпретация лабиринтов как маркеров поморских промысловых пунктов отчасти рациональна, но тоже умозрительна. Их распределение не соответствует этой гипотезе. Тоней в западном Поморье много, однако, лабиринты на побережье единичны либо образуют плотные скопления, как на Соловках. Кроме того, цель и особенно символика такой маркировки отдельных промысловых пунктов в этом объяснении остаются совершенно неопределенными, хотя в целом не выходят из круга языческих представлений».
Ввиду того, что эта версия была впервые озвучена автором данного обзора и обсуждалась, в том числе, с М. Косменко в мае 2014 года, вкратце повторно проясню возникшие вопросы:
1. Предположение о лабиринтах как маркерах промысловых пунктов предполагает их использование в ранний период освоения беломорского берега в XIV-XV вв. и утрату актуальности лабиринтов с переходом к крестам, как маркерам тоней. Таким образом, представляется естественным, что лабиринты будут находиться далеко не на всех поморских тонях, и, скорее всего, будут тяготеть именно к ранним. Находка нового лабиринта вполне вписывается в это предположение. Подробней момент локализации лабиринтов рассмотрен автором см. [5, с. 135, 138-139].
2. Цель, очевидно, та же что и у более поздних маркеров крестов - отметка права собственности на промысловый участок к.-л. общины [7].
3. Символика также вполне ясна, но её истоки явно стоит искать на Балтике, образ лабиринта как «города» (Вавилон и др.) вполне естественен в контексте средневековых представлений о городах и крепостях, как понятных символах претензии на местность [5, с. 132-133].
Что касается язычества, то, действительно, у лабиринтов Русского Севера не выявлено никакого языческого контекста, образ города, скорее, заимствован из христианских представлений раннесредневековой Северной Европы [6], на что указывает обилие упоминаний библейских городов в названиях лабиринтов (Иерусалим, Иерихон, Вавилон, Ниневия...).
«Более реалистической выглядит точка зрения ряда авторов, согласно которой лабиринты вписываются в общий контекст промысловой культуры средневековых поморов, были связаны с морским рыболовецким промыслом и выполняли производственные функции. Действительно, эти сооружения, как правило, находятся у промысловых пунктов, расположенных на морском побережье именно там, где нет нерестовых рек, в том числе и у Иваньковской тони. Особенно показательно обилие лабиринтов на Соловках, где вовсе нет рек. Поэтому можно признать вероятной их атрибуцию как макетов оснований ставных лабиринтообразных сетевых ловушек исключительно для морского лова семги. Эти макеты сооружали для профилактических работ: чистки, просушки и ремонта сложных морских ловушек на специальных вешалах, устроенных на ближних удобных участках суши. Пробелом в обосновании этой гипотезы является отсутствие документальных сведений об использовании лабиринтообразных ставных ловушек в средневековье, поскольку у поморов приблизительно с XVIII века они не применялись».
Увы, данное предположение никак нельзя назвать более реалистичным, поскольку его автором не рассмотрены и не объяснены многочисленные неувязки и противоречия этого предположения:
- Как объяснить наличие нескольких схем «морских» ловушек на реке Поной, расположенных относительно далеко от моря?
- Почему даже в одном месте (Б. Заяцкий, Варзина) использовались разные схемы сложных ловушек, почему не произошла их оптимизация под общие условия промысла?
- Как объяснить наличие непроходимых лабиринтов из концентрических колец (Б. Заяцкий №6, Мортенснес)?
- Почему нет никаких упоминаний о лабиринтах как ловушках даже на Балтике, где лабиринтов и связанного с ними фольклора больше в разы?
- Для чего эти предполагаемые схемы макетов изображали на бытовых предметах по всей Северной Европе - от Беломорья до Исландии?
- Для чего нужны столь неудобные схемы, как квадратные лабиринты (Б. Заяцкий)?
- Места расположения лабиринтов сложно назвать удобными для установки вешал, например, на скальном основании, на что обращает внимание и сам автор этой версии [4, с. 42].
- Если каменные лабиринты не несут в себе никакого символизма, то как объяснить сходство их схем с церковными лабиринтами Западной Европы и «городские» названия?
- Если лабиринты связаны с ловушками, то почему ни разу нигде не совпадают их названия?
Сугубо умозрительным является и представление о существовании у поморов сложных лабиринтоподобных ловушек, поскольку нет ни одного факта, подтверждающего их наличие. Несомненно, все эти вопросы нуждаются в ответах и взаимосвязанных объяснениях.
В целом предварительно можно отметить, что находка нового лабиринта не дает ни одного нового убедительного довода в пользу гипотезы о каменных лабиринтах как макетах-основаниях приспособлений для ремонта и сушки сетей, поскольку при раскопках так и не найден самый главный элемент - основания опор для вешал.
При этом археологический контекст, возможно, указывает на вероятную датировку открытого лабиринта не позднее XV века, что вполне может соответствовать распространению лабиринтов как предполагаемых маркеров промысловых участков на раннем этапе освоения поморами Беломорья.
Вячеслав Мизин, д.ч. РГО,
ноябрь 2014 г.
Источники:
1. Лапшов С. Археологи Карелии нашли поселение времен Древнего Египта и каменный лабиринт [Электронный ресурс] / Код доступа: http://rk.karelia.ru/culture/arxeologi-karelii-nashli-poselenie-vremen-drevnego-egipta-i-kamennyj-labirint (02.09.2014)
2. Косменко М.Г. Каменный лабиринт, шурфовка террас, ямы // Чупинский морской яхт-клуб: Экспедиция 2014 [Электронный ресурс] / Код доступа: http://www.truecourse.ru/index.php/expedition/exp2014.html
3. Поморские промыслы // Культурное наследие Архангельского Севера [Электронный ресурс] / Код доступа: http://www.cultnord.ru/Pomorskie_promysly.html
4. Косменко М.Г. Каменные сооружения в Карельском Поморье // Lap Lambert Academic Publishing, 2014, С. 86.
5. Мизин В.Г. Сейды, лабиринты, древние камни Арктики. СПб: Гйоль, 2014.
6. Kraft, John. «Labyrintnamn - från Troja till Trelleborg» Sydsvenska Ortnamnssällskapets. Årsskrift, 1986. P. 8-72.
7. Лебедева Л.В. Роль креста в промысловой деятельности поморов // Балагуровские чтения: материалы краеведческой конференции (Беломорск, 22 октября 2012 г.). Беломорск: Центр поморской культуры, 2012. С. 22-33.
8. Шахнович М.М. О лабиринтах, или к вопросу о первых христианах на Крайнем Севере // Русская культура нового столетия: Проблемы изучения, сохранения и использования историко-культурного наследия. Вологда: Книжное наследие, 2007. С. 104-109.
1
