Так чем же оказался «россонский идол»?
Археологический сезон 2011 года щедро отблагодарил полоцких историков за их радение отличными находками. Прежде всего это найденные остатки фундаментов местного монастыря бернардинцев и школы при нем, в котором в конце ХV веке получал начальное образование знаменитый полочанин белорусский первопечатник Франциск Скорина, а также множество различных артефактов – свидетелей богатого материального наследия как непосредственно самого Полоцка, так и его окрестностей. К последним следует отнести и поднятую со дна реки Дриссы на территории соседнего Россонского района деревянную скульптуру, внешне похожую на языческого идола.
Коряга с человеческим лицом
Заведующий кафедрой отечественной и всеобщей истории Полоцкого государственного университета кандидат исторических наук, доцент Денис Дук рассказывает, что необычную деревянную скульптуру, спрятанную под водной гладью реки Дриссы, обнаружили полоцкие дайверы Олег Белькевич и Олег Матюшенок еще в 1991 году. Занимаясь подводной ловлей рыбы, один из них принял ее за корягу и решил использовать в качестве опоры, чтобы противостоять стремительному течению реки. Подплыв же к своей находки ближе, рыбак-подводник рассмотрел на ней очертания фигуры, похожей на человеческую. Однако большого значения этому факту он тогда не придал.
Воспоминание же о «коряге с человеческим лицом» пришло к Олегу Матюшенко только через 20 лет в частной беседе с заядлым любителем полоцкой старины Анатолием Бельчиковым, который заинтересовался необычной находкой знакомого дайвера и сообщил о ней археологам. А те, взяв с собой обоих информаторов, организовали прошлым летом на Россонщину, на предполагаемое место нахождения деревянной скульптуры, экспедицию.
– Артефакт располагался там же, где и был обнаружен дайверами в 1991 году, – между деревнями Амосенки и Краснополье Россонского района, около левого берега реки Дриссы на глубине 1,8 метра, – вспоминает руководитель экспедиции, уже знакомый нам Денис Дук. – Проведенный визуальный осмотр подводной находки подтвердил наше мнение о возможной ее принадлежности к языческому идолу. После этого мы связались с представителями минского дайвинг-клуба «Капитан Морган» и пригласили их к сотрудничеству в поднятии деревянного образа на берег. И «моргановцы», также проявив к этой находке интерес, охотно согласились нам помочь.
Как рассказывает далее Денис Владимирович, во время основательного исследования места расположения подводной «коряги» аквалангистами было обнаружено, что его нижняя часть очень сильно занесена песком. Поэтому пришлось расчищать, как затем выяснилось, довольно массивный ствол-торец затонувшей деревянной скульптуры гидронасосом, и только после этого она при помощи специального воздушного зонда была приподнята с места и затем сплавлена на мелководье, откуда находку и извлекли на берег.
Явившаяся глазам исследователей подводная находка не могла их не поразить. Она представляла собой почерневшую от воды и времени загадочную фигуру, изготовленную из объемного, разделенного пополам куска дубового ствола с толстенным суком-отростком, на котором и был вырезан человеческий облик. Именно благодаря своей массивной основе, скажем так, своеобразного постамента, скульптура идола оказалась на дне реки в вертикальном, а не в горизонтальном положении, и это сберегло ее от полного захоронения под слоем песка и ила.
– И хотя по своим внешним данным наша находка была не очень объемной, в высоту всего 118 сантиметров и с шириной своей основы около полуметра, мы вчетвером едва ее подняли, – рассказывает полоцкий археолог Денис Дук. – Видимо, давала о себе знать большая насыщенность древесины водой.
Что же касается непосредственно изображения, сделанного на поднятым нами из реки дубовым чурбане, то надо отметить относительно неплохое качество выполнения ее главных элементов – вытесанные с помощью долота глаза, нос, рот и подбородок передают довольно точные очертания человеческого лица. И хотя деревянный идол не смог избежать воздействия огня – его основа обожжена, он хорошо сохранился, находясь в водной среде без доступа кислорода. А благодаря тому, что дубовый ствол, половина которого представляет собой основу скульптуры, в свое время был срезан с использованием металлической пилы, на нем просматриваются годовые кольца, которые, без сомнения, будут способствовать дендрохронологам в точном определении возраста нашей находки...
Каждый идол должен иметь своё капище
Не дожидаясь окончательных результатов научной экспертизы, а исходя исключительно из внешнего осмотра деревянной скульптуры, археологи идентифицировали свою находку как древнего языческого идола. Не ошиблись ли они при этом? Возможно, что и так. Однако, как отмечает Денис Дук, всегда хочется верить в лучшее. Тем более что на это все же существуют довольно существенные основания.
Хронологически существование поднятого со дна Дриссы деревянного идола можно определить рамками эпохи Средневековья. На ее нижнюю границу показывает факт использования металлической пилы при его изготовлении, применение которой раньше середины Х века на территории Древней Руси археологами не отмечается. Верхняя же граница существования идола может быть связана с периодом христианизации тамошней территории. А более конкретный отрезок времени этого процесса, как предполагается, помогут установить результаты раскопок курганов, обнаруженных еще в середине 60-х годов прошлого века в окрестности села Амосенки, но до сих пор детально не исследованных.
По крайней мере, непосредственно возле упомянутого населенного пункта располагается городище Днепровско-Двинской культуры периода I тысячелетия до нашей эры и два селения банцеровской культуры, датированные V–VI веками новой эры. На некотором отдалении от деревни есть еще и два древних могильника.
Историки Климентий Шут, Георгий Штыхов и Татьяна Скрипченко, которые в разные годы занимались изучением большинства объектов, что сегодня входят в комплексы археологических памятников у села Амосенки, не выявили в этих местах языческих капищ. Однако это не значит, что их там не могло быть в принципе.
Как известно, капища у восточных славян представляли собой самые различные культовые святилища, главными атрибутами которых и соответственно объектами поклонения были идолы – каменные, деревянные, реже металлические и глиняные скульптурные изображения языческих богов. Чаще всего их устанавливали на возвышенностях посреди равнинной местности, на приозерных и речных берегах, на островах среди болот. Изредка они насыпались искусственно в виде круглых или овальных площадок с приподнятым центром или впадиной посередине. Могли размешаться капища и в специально возведенных незамысловатых постройках, по крайней мере, в полуземлянках. А следы такого полуземлянкового жилья как раз и были обнаружены на одном из амосенских древних поселений, расположенных на острове рядом с городищем. Что собой представляла это сооружение и какое оно имело функциональное назначение, ответить смогут лишь дополнительные археологические исследования.
Определенную информацию о прежнем расположении в том или ином регионе языческих капищ могут дать как топонимы, так и местные легенды и предания. Обычно названия урочищ вроде Красная или Перунова гора, Святой камень, Волово озеро и др., а также легенды о холмах, на которых стояли церкви или костелы, что провалились под землю, указывают на существование в тех местах дохристианских культовых объектов. Насколько распространены такого рода микротопонимы в окрестности Амосенок и бытуют ли среди их жителей предания о исчезнувших под землей храмах? Точных ответов на эти вопросы ученые пока не дают. Нужны отдельные фольклорные исследования.
Нельзя при этом исключать и факт существования недалеко от места, где нашли идола, села Краснополье, название которого, а это не привнесенный советским временем топоним, также может подсказывать на прежнее расположение в том регионе дохристианского культового объекта.
Возможно, кому-то все эти соображения могут показаться спорными. Что ж, у каждого – свои аргументы. Однако, как нам думается, только детальная научная проработка всех известных гипотез может подтвердить или опровергнуть наличие языческой страницы в истории с россонским идолом. Поэтому хочется надеяться, что для полоцких историков это и станет делом ближайшего времени.
Хозяин пантеона
А кем же мог быть, к какому, скажем так, роду-племени мог относиться найденный на Россонщине идол? Если проанализировать так называемый языческий пантеон, то можно узнать, что наши предки в дальние дохристианские времена поклонялись не одному десятку богов. Причем у каждого из них была своя роль и назначение. Сварог, например, «служил» богом неба, его сын Даждьбог был опекуном солнечного света, Стрибог – ветров, Жыжаль – огня, Велес – животноводства, Купала отвечал за достаток и урожай, Леля – богиня весны и пробуждения природы, Лада – богиня любви, Переплут – бог веселья и др.
Хозяином же восточнославянского языческого пантеона, главным среди всех дохристианских богов, которым поклонялись наши предки, принято считать Перуна – бога грома и молнии, опекуна земледельцев, а также – военного дела и княжеской дружины.
– Культ Перуна у восточных славян определялся особым почитанием. Он настолько гармонично проник в мировоззрение наших пращуров, что его отголоски проявляются до сих пор. Например, одно из городищ около Несвижа местные жители называют Перунова гора, вблизи деревни Верховляны Берестовицкого района есть Перуново поле, а огромный валун неподалеку от деревни Расходна Сенницкого района имеет название Перун-камень. Да и многочисленные упоминания о Перуне в белорусском фольклоре и в частности в некоторых поверьях и проклятиях («Чтоб тебя Перун треснул») говорят сами за себя, - вводит нас в курс дела все тот же Денис Дук. – Первым среди языческих богов упоминается Перун и в «Повести временных лет». Да и после распространения христианства на Руси многие элементы, присущие образу этого языческого божества, были перенесены церковью на Илью-пророка (Илью Громовника)...
Исходя из той большой роли, которая была отведена Перуну в дохристианских верованиях предков современных белорусов, именно этот бог чаще всего становился объектом поклонения в языческих капищах. По древним поверьям, Перун властвовал над землей, которая была полностью подчинена его всемогуществу. Его страшились и старались ублажить, защититься от его страшной казни. Для этого со временем выработался особый знак, который представлял собой круг с обозначением шести радиусов, – своеобразного изображения дохристианского капища. Именно этот символ позднее, на протяжении не одного столетия от времени принятия христианства, рисовали наши предки на дверных наличниках, стремясь тем самым обезопасить свое жилище от удара молнии, согласно с древними верованиями, – чрезвычайного гнева Перуна. Кроме этого, своего главного бога язычники щедро одаривали различными приношениями, среди которых были и кровавые жертвы: основным жертвенным животным у них считался бык, который символизировал жизненную мощь.
Образ Перуна для размещения в капище изготавливали в виде идола преимущественно из древесины дуба – священного для славян и самого почитаемого ими, впрочем, как и другими индоевропейскими народами, дерева.
Как помним, из древесины дуба вырезан и россонский идол. Однако не только по этому признаку его можно рассматривать как скульптурный образ Перуна. По мнению Дениса Владимировича, на это указывают и отдельные его фрагменты. Во-первых, изображение идола невредимо, не иссечено мечами и не повреждено огнем. За исключением разве что только обожженной его основы, но это может быть и след от ритуального костра.
Между тем, хорошая сохранность вообще не характерна для найденных археологами образов языческих идолов. Правда, не всех, а только – Перуна. Связано это с той большой ролью, которую играл этот бог в верованиях наших предков. Так, во время христианизации восточных славян все атрибуты старой веры нещадно уничтожались: по приказу священников-миссионеров древние капища разрушали, а деревянные языческие идолы срубали, а затем сжигали. С Перуном же, и этому есть подтверждение в летописях, обходились иначе. В частности, об этом свидетельствует общеизвестный факт: после крещения по приказу киевского князя Владимира всех языческих идолов, которым до этого поклонялись горожане, порубили мечами и сожгли. Над деревянным Перуном глумиться не стали. Его аккуратно спустили с горы, где размещалось капище, и в окружении двенадцати дружинников проводили по Днепру к порогам, минув которые идол очутился на острове, вероятнее всего, на Хортице.
Подобным же образом могли отнестись к идолу своего главного языческого божества и древние жители окрестности современной россонской деревни Амосенки. Во всяком случае, приняв новую для себя веру, они просто могли столкнуть деревянного Перуна в Дриссу, и он плыл по течению до тех пор, пока древесина не впитала в себя большое количество влаги, из-за чего он и утонул. Если же это было именно так, то, как убежден археолог Денис Дук, выявление в тамошней окрестности следов языческого капища – дело времени.
Вполне вероятно, что с россонским Перуном таким образом могли проститься и не в конце Х – самом начале XI века, когда на те земли пришло христианство, а значительно позже. Дело в том, что процесс обращения язычников, живших на современных белорусских землях, к новой для них вере не везде проходил однородно и надлежащим образом организованно. Прежде всего, к христианским святыням присоединялись жители городов, где и строились храмы. А вот к жителям редких в то время, говоря современным языком, отдаленных сельских поселений, к тому же, скрытых под сенью вековых лесов или отрезанных от цивилизации непроходимыми болотами, миссионеры веры Христовой не всегда доходили. Именно по этой причине и могли образовываться среди общего христианского пространства своеобразные языческие оазисы, где проповедовались прежние духовные ценности. Да и после того, как в такие места в конце концов пришло христианство, тамошние жители еще долгое время могли воспринимать новое для себя вероисповедание поверхностно, при этом параллельно сохраняя и обряды своей прежней веры.
Не исключено, что именно в таком положении оказались и бывшие обитатели современной россонской деревни Амосенки или ее окрестностей. Кстати, по утверждению еще одного историка кандидата исторических наук, доцента Полоцкого госуниверситета Владимира Лобача, на территории нынешней Беларуси пережитки дохристианской веры в отдельных отдаленных поселениях проявлялись даже в XVI–XVII столетиях, а в некоторых регионах, по этнографическим сведениям, сохранялись вплоть до XIX века. Поэтому вполне возможно, что россонский идол может принадлежать и к гораздо позднейшим, чем конец X – начало XI столетия, историческим эпохам: его могли изготовить для тайного поклонения даже во времена Великого Княжества Литовского, а может и Речи Посполитой.
Деревянный старичок
Правда, существует вероятность и того, что находка со дна Дриссы может оказаться выдающейся подделкой. Ее могли изготовить как несколько десятилетий назад, так и сделать по специальному заказу для какого-либо местного шляхтича, скажем, в первой половине XIX века.
Если предположить, что россонский идол имеет свое относительно недавнее происхождение, то остаются невыясненными причины, которые побудили, скорее всего, кого из местных резчиков сначала вырезать удивительное изображение на массивном дубовом бревне, а затем отдать это творение на произвол судьбы и в распоряжение стремительному речному течению. Это могли быть и своеобразная творческая шутка, и упражнение в резчицком мастерстве, и наследование старинных народных мотивов декоративно-прикладного искусства...
Что же касается другой нашей догадки, то она основывается на конкретных фактах из исторического минувшего Россонского края и, по крайней мере, мест, близких к тем же деревням Краснополье и Амосенки.
Именно там, на берегу живописного озера Нещерда, расположена деревня Мураги, в которой в 90-е годы ХVIII века (точная дата не установлена) в семье обеднелого шляхтича родился белорусский и польский писатель первой половины XIX века Ян Борщевский. Чувствуя особую любовь к своей родной стороне, он всегда стремился посещать эти места. Еще в студенческие годы, будучи учащимся Полоцкой иезуитской коллегии, Ян Борщевский увлекся местным фольклором и во время каникул путешествовал по хорошо знакомой окрестности, записывал легенды и предания, которые затем были положены в основу его поэтических и прозаических произведений. Написанные как на белорусском, так и на польском языках, они пользовались большой популярностью среди тамошних жителей, так как у многих были хорошо известные сюжеты и образы, упоминались события, что на самом деле происходили в жизни конкретных местных людей.
Особенно зачитывались романтически-легендарными рассказами Яна Борщевского, которые позже составили его сборник «Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастических рассказах». «Среди белорусского народа хранятся еще и сейчас некоторые предания давних времен, которые, переходя от человека к человеку, сделались такими же смутными, как и мифология древних народов. Жители этого края, а именно Полоцкого, Невельского и Себежского уездов, издревле страдая, совершенно изменились характером; на их лицах всегда отражена какая-то печаль и мрачная задумчивость. В их фантазиях постоянно бродят нехорошие духи, которые, однако, служат злым панам, волшебникам и всем недругам простого люда. Я родился там и вырос, их жалобы и грустные рассказы, как гомон диких лесов, навевали на меня завсегда мрачные мысли и с детства были моей единственной мечтой. Некоторые из этих воспоминаний я и припомнил...» – так охарактеризовал художественный замысел цикла своих рассказов их автор в 1844 году. Кстати, «Шляхтич Завальня», которого некоторые современные литературоведы называют белорусской «Тысяча и одной ночью», не потерял своей актуальности и сейчас. По мотивам этого произведения известным мастером белорусского кино Виктором Туровым в середине 90-х годов прошлого века даже был снят художественный фильм.
Что же касается возможных связей «Шляхтича Завальни» с поднятым со дна реки Дриссы деревянным идолом, то их можно проследить на примере прежде всего рассказов Яна Борщевского «Драўляны Дзядок і кабета Інсекта» и «Што здарылася з Драўляным Дзядком». Как раз в этих произведениях писатель рассказывает о «старичке» – деревянном изображении с человеческим лицом, «носом и лысиной похожей на Сократа», которое, переходя из рук в руки от одного горожанина к другому, создавало самые разные фантастические приключения.
Сюжет этих рассказов, в которых упоминается много мест россонско-полоцких окрестностей, вполне мог подсказать какому-нибудь местному шляхтичу, скажем, тому же пану Снарскому из поместья Краснополь (не современная ли деревня Краснополье?), о котором упоминает Ян Борщевский в своем другом повествовании «Воспоминания о посещении родного края», идею создания собственного такого «деревянного старичка». Сегодня же много кто из наших соотечественников стремится украсить свое дачное жилье старинными вещами, которые вышли из применения. Осуществив такую затею, пан мог показывать скульптуру своим гостям и также рассказывать о ее невероятных приключениях. Дальнейшие же перипетии истории и социально-политические перемены, нужно думать, поспособствовали исчезновению из тех мест и самого пана, и его имения. «Старичок» же после этого, как пережиток прошлого, стал никому ненужным и также подлежал уничтожению. Однако его почему-то не сожгли, а, видимо, помня легенды о языческом Перуне, просто бросили в Дриссу...
Опять же наше мнение может вызвать споры. Но именно во время их, как известно, и рождается путь к истине.
Предмет с антропоморфным изображением
Все точки над «і» в деле определения принадлежности Россонского идола к конкретному историческому периоду, как и в деле его идентификации, должны расставить результаты экспертизы. Находка была отправлена сразу же в Институт истории Национальной академии наук Беларуси. Именно там в течение второй половины августа и весь сентябрь деревянной скульптуре со дна реки Дриссы был устроен своеобразный углубленный медицинский осмотр.
По словам доктора исторических наук заведующего центром истории доиндустриального общества Института истории НАН Беларуси Ольги Левко, определение возраста древесины довольно сложный процесс, поэтому и требует определенного времени. По заказу историков этим делом занимались и ученые из академического Института экспериментальной ботаники. Ими были сделаны специальные срезы древесины, по которым будет определяться время, когда погибло дерево. Разумеется, если дуб был срублен, скажем, сто лет назад, то, естественно, сама скульптура не может иметь 300- или 400-летний возраст.
Впрочем, ученые пока квалифицируют дриссенскую находку довольно опосредованно – деревянный предмет с антропоморфным изображением. А приобретет ли он статус дохристианского идола, на это ответит опять же только экспертиза. Официальных ее результатов пока нет, и никто из ученых предсказывать их не берется.
А как бы хотелось, чтобы первоначальное мнение Дениса Дука и его коллег, любителей полоцкой старины, подтвердились, и деревянная скульптура была идентифицирована как идол языческого Перуна – бога грома и молнии, опекуна земледельцев и воинов. Если это окажется на самом деле, то россонский идол сразу же станет сенсационной исторической находкой общеевропейского масштаба – такого рода артефакты, в виде деревянных языческих идолов, на территории Восточной Европы археологам еще не попадались.
Вскоре дендрохронолог Института экспериментальной ботаники НАН Беларуси Максим Ермохин, который занимается определением возраста обнаруженной на дне реки Дриссы деревянной скульптуры, отвез экспериментальные материалы своего исследования в Германию, чтобы с помощью немецких коллег еще раз все проверить и сделать окончательные выводы, что собой представляет россонский идол: сенсационную находку или оригинальную подделку?
Дальнейшее изучение
Как оказалось, для изготовления скульптуры использован ствол дуба черешчатого (Querqus robur L.), диаметр которого в неповрежденном состоянии составлял около 70 см. Характер пирогенного повреждения говорил о том, что ствол дерева выгорел изнутри в результате либо лесного пожара, либо попадания молнии.
На основном стволе дерева сохранилось только 30 годичных колец, что сделало непригодным его для дендрохронологической датировки. Поэтому для анализа приростным буравом были взяты два образца (керна) древесины непосредственно из ветки, на которой вырезано антропоморфное изображение.
Для абсолютной датировки образцов использованы шкалы, построенные по живым деревьям, растущим непосредственно по берегу р. Дрисса, а также шкалы Baltic1, Baltic2 разработанные по древесине дуба для бассейна Балтийского моря и шкалы по дубу из Литвы и Латвии.
Перекрестное датирование со всеми доступными шкалами по дубу показало, что наилучшие результаты по датировке дает шкала, построенная по живым деревьям дуба, растущим по берегу р. Дрисса. Наилучшее положение (t-критерий – 3,5) серии годичных колец из деревянной скульптуры – 1904-1989 гг.
Вероятнее всего, скульптура была вырезана на ветви погибшего в результате пожара дерева дуба, и использована как декоративное украшение одного из мест отдыха по берегу р. Дрисса.
К сожалению, сейчас, спустя три года после обнаружения «идола из Дриссы» уже нет абсолютно никаких оснований считать, что он может представлять какую-либо археологическую ценность…
По материалам: Галоўка С. Сенсацыйная знаходка ці арыгінальная падробка? // Беларуская думка. № 10, 2011. С. 92-97; Ермохiн В.М. Да пытання аб датаваннi «расонского iдала» // Матэрыялы па археалогii Беларусi. Вып. 21. Мн: Беларуская навука, 2011. С. 210-271.
Перевод с белорусского: Анна Шамрук
1
