Каменный путь на небеса. Мифо-ритуальная семантика погребального знака из северной Беларуси

Среди средневековых каменных надгробий на севере Беларуси выделяется группа камней с изображением шеста и полукруга на его вершине. Эти надгробия простые и не имеют больше никаких символов или надписей. На данный момент надгробия с изображением шеста с полукругом нередко встречаются в северо-западном, северном, северо-восточном регионах Беларуси, а также спорадически на Полесье. Есть подобные изображения на камнях и в Литве, но литовские артефакты значительно уступают в численности и разнообразии белорусским. Часть подобных изображений на камнях уже попадала на страницы научных изданий [1], однако их назначение и семантика до сих пор оставались не выявленными.

Этническая и хронологическая атрибуция каменных надгробий

Упомянутая символика не является совершенно неизвестной в христианстве. Тем не менее, ее региональное распространение на землях, которые были христианизированы достаточно поздно, может как раз свидетельствовать об этнической или даже религиозно-мифологической специфике. В северо-западной Беларуси погребальные камни с этим символом связаны с традицией захоронений в каменных могилах (конец XI - конец ХVI вв.), которая в свою очередь, видимо, генетически восходит к ранним погребениям в каменных курганах.

Приведенная в книге белорусского археолога Аллы Квятковской карта показывает ареал распространения захоронений этого типа на территории Беларуси [2]. Захоронения в каменных курганах и захоронения в грунтовых каменных могилах, пришедшие им на смену на северо-западе Беларуси, уже традиционно связывают с балтским племенем ятвягов. [3]

Погребения с изображением шеста с полукругом относятся либо к позднему периоду существования каменных могил, либо уже к традиционным христианским захоронениям, которые сменили каменные могилы в конце ХVI в. Подобные символы соседствуют на кладбищах с христианской символикой - крестами, которые появились позже.

А. Кветковская выделила несколько регионов внутри культуры каменных могил [4]:

1. Правобережье верхнего течения Немана;
2. Левобережье верхнего течения Немана;
3. Побужье и бассейн Верхней Ясельды;
4. Верхнее течение Вилии, среднее течение Березины и верхнее течение левых притоков Западной Двины в районе Лепельских озер.

Если три первых региона исследовательница сопоставляла с расселением именно ятвягов, то четвертый регион отличается тесным соседством каменных могильников с курганами кривичей. Кроме того, здесь не были распространены предшествующие каменные курганы. Поэтому А. Кветковская соотнесла этот регион с расселением пленных ятвягов, которых переселяли русские князья после набегов на ятвяжские земли.

Надо полагать, что проблема становления четвертого региона до конца еще не решена и требует подробных археологических исследований, также как и проблемы, когда, каким образом и в каком статусе оказалось здесь ятвяжское население, а возможно и другие балтские поселенцы.

Сейчас трудно дать окончательный ответ, имел ли этот символ однозначное этническое толкование или он был связан с более широкими религиозно-мифологическими представлениями. Знак шеста с полукругом встречается и на погребальных камнях дальше на восток – на Оршанщине, особенно в Крупском районе, где балтское присутствие следует обосновывать отдельно. Регион распространения символов этого типа окончательно не определен и потому может быть еще расширен.

В результате перед нами может оказаться языческий символ, который был связан не обязательно только с этническими группами, но в целом с развитием языческих верований на территории северо-западных русских княжеств и затем Великого Княжества Литовского.

Стеберакские сакральные камни, Вилейщина. Композиция с изображением шеста с полукругом и рогом-ритоном. Фото Виктора Гайдучика.

 

Сакральные камни

Прежде всего следует обратить внимание, что на белорусских землях можно найти образ шеста с полукругом, включенный в более сложные композиции. Это существенный аргумент в их интерпретации, так как пока не выявлена бесспорная связь этих сложных изображений с захоронениями. На территории Беларуси в сложных образах, частью которых является символ шеста с полукругом, встречается совсем специфический вариант, когда несколько полусфер последовательно расположенные одна над другой. В Музее валунов Национальной академии наук Беларуси находится камень из Логойского района с изображением шеста с тремя последовательно расположенными полусферами и другими знаками.

В 90-е годы ХХ века был описан уникальный для белорусских земель комплекс из пяти камней у деревни Стебераки Вилейского р-на на северо-западе Беларуси. Сделано это было усилиями краеведа Александра Зайцева и минских ученых Эдварда Зайковского и Виктора Винокурова. Непосредственные раскопки вокруг стеберакских камней были проведены Виктором Обуховским, Эдвардом Зайковским, Андреем Прохоровым. Шурфовка возле камней показала, что захоронений здесь нет, также и в непосредственной близости никаких погребений пока не обнаружено. Это дает возможность оспорить похоронное происхождение стеберакского комплекса. Кроме того, бросается в глаза, что стеберакские изображения сложнее разнообразнее, чем те, что встречаются на погребальных камнях с одним символом.

Пять упомянутых камней находятся в лесу около деревни Стебераки, и стоят один за другим в ряд. На первом камне сделано немного наклоненное изображение шеста с треугольником наверху и обращенный горловиной вверх рог. На втором камне рисунок представляет собой не очень глубоко выбитую композицию шеста с треугольником и обращенного вверх рога. Композиция на третьем камне самая простая - шест с полукругом на вершине.

Композиция на четвертом камне хорошо сохранилась и представляет своеобразный крест на шесте и повернутый вверх рог. Пятая композиция напоминает находящиеся на шесте полукруг с небольшим крестом или еще одним полукругом над ним и повернутый вниз рог.

Все символы на стеберакских камнях объединяет изображение вертикальной длинной линии – своеобразного «шеста», но отличаются композиции на его вершине. Последовательное размещение изображений на камнях может свидетельствовать, что перед нами определенно соподчиненная композиция. Это особенно важно, так как обычно мы имеем дело с отдельными изображениями на единичных камнях. Здесь имеется развитие образа, когда ни одно изображение не повторяется и поэтому можно подозревать некую систему в их последовательности.

Четкая направленность на север стеберакской композиции показывает, что знак шеста с полукругом в мифологическом плане мог отождествляться с мифологической осью, соединяющей земную поверхность с Полярной звездой. Во многих регионах мира название Полярной звезды связано с понятием «шест, кол, гвоздь», в том числе и в нашем регионе. У белорусов зафиксированное название Полярной звезды «Большой столб» [5]. Название «Кол» она имела в некоторых регионах России, да и у других славянских народов, а также у монголов, тюрков, «Северный Гвоздь» у эстонцев [6]. Польская католическая легенда утверждала, что существует кол, который связывает Полярную звезду с адом [7].

Можно сделать вывод, что символ полукруга на шесте является графическим образом-проекцией небесной сферы, что идеально передает ее движение ночью, создавая ощущение «небесного купола». Эта небесная сфера представлялась закрепленной на каком то «мировом» столбе.

Важную информацию даёт название деревни, около которой размещен каменный комплекс – Стебераки, Стиберяки. На территории северо-западной Беларуси зафиксировано несколько названий вроде Стёп-камень, камень Степан, что в мифологическом плане соотносилось с происхождением названия камня от человека с именем Степан. Самый известный такой камень находиться у истоков реки Вилии, и его до сих пор почитают местные жители. Эдвард Левков первым высказал предположение о паранимичном переходе этого названия от литовского stabas в белорусский язык и мифологическую традицию [8]. Не менее интересное соотнесение названия этих камней с праздником святого Степана, который привязывался ко дню зимнего солнцестояния - 26 декабря (9 января в православной традиции) [9]. Это соотносит камни Степаны не только с географически-космологическими, но и с обрядовыми календарно-хронологическими событиями в мифологии.

Название деревни Стебераки можно связать с латышским Staburags, мн. ч. Staburagi с сквозной этимологией от лат. stabs «столб» и rags «рог». Следует указать и на лит. stabas «сакральный камень, идол». Весь семантический слой как раз соответствует каменному комплексу и его изображениям. Камни со сложными композиционными образами, частью которых был шест с полукругом, можно отнести к ряду сакральных камней стабосов у балтов. Кажется, что подобные сакральные камни с изображениями оси Вселенной сами являются аналогом этой оси.

Название направляет нас к ближайшему топонимическому соотнесению - латышскому Стабурагсу. Это легендарная скала на Даугаве сегодня затоплена водами созданного в середине 60-х годов ХХ в. Плявиньского водохранилища. Утёс Стабурагс имел ярко выраженный сакральный характер.

Существовали легенды о создании стабурагских камней в реке богатырями [10]. Балтские параллели подкрепляет и наличие подобных символов на камнях, которые находятся на территории современной Латвии. Здесь центром изображений также выступает мировая ось. Эти символы опять же связывают с языческими космологическими представлениями о пространстве [11].

Подобные камни со знаками мировой оси можно рассматривать как установленную саму эту ось. Тогда сакральные камни с космологической символикой могли связываться не только с похоронным смыслом. Надо рассмотреть другие случаи, когда установленные столбы приобретали космологический смысл в момент различных ритуалов.

Действительно, у славян и у балтов в контактном регионе существовало много обрядов, в которых столб выполнял важную обрядовую функцию. В такое время существенным было создание самой космологической модели.

Ритуальный столб

Для дешифровки набора символов стеберакского комплекса и погребальных камней, естественно, нужно попытаться сопоставить их с мифологическими параллелями.

Шест с тремя полуокружностями. Изображение на камне, найденном возле д. Стайки Логойского р-на. Сейчас хранится в минском музее валунов НАН Беларуси. Фото Виктора Гайдучика.

 

Для этого следует обратиться к духовной культуре как славян (прежде всего белорусов), так и балтов (к литовской, латышской традициям и сохранившимся фрагментам религиозно-мифологических представлений других племен [12]). Но здесь следует иметь в виду, что это скорее региональное исследование на примере отдельной культурной зоны - мы имеем дело с артефактом культуры, сложившимся на основе общих культурных традиций всего циркумбалтийскога региона, в том числе балто-славянской контактной зоны.

Семантика столба и обряда его установки в славянской и балтской культурах имеют давнюю традицию, которая восходит корнями в древнюю языческую эпоху. Известная американская исследовательница литовского происхождения Мария Гимбутас предполагает, что в балтской культуре символика сакральных столбов берет начало в железном веке [13]. Можно говорить как минимум о четырех важных семантических проекциях обряда установки столба или аналогов обрядовой, ритуальной мировой опоры:

1. Похоронные ритуалы;
2. Установление столба в момент календарных ритуалов;
3. Сакральные отношения к центральному столбу в жилом доме;
4. Установление столба или использование домашнего столба во время специальных ритуалов, например, свадьбы.

Установление столба было неотъемлемой частью ряда календарных ритуалов у славян и балтов. Установление столба на Масленицу и на Купалье было одним из наиболее известных обрядовых действ у восточных славян. На вершине столба часто помещали солярные знаки, а сам столб был центром всех ритуальных мероприятий. Например, глубокая архаика купальских ритуалов на белорусских землях хорошо видна в древнем обряде зажигания купальского костра от добытого с помощью трения огня [14].

Установление столба в день летнего солнцестояния на Kupole или Rasa - известно и литовцам. В Восточной Литве на вершине столба помещали три цветка, которые объясняли как солнце, луну и звезды. Это приближает образ столба и дерево Солнца - Saules Medis на праздник Rasa. В календарных ритуалах особенно ярко видна космологическая семантика установленного столба.

Особым почитанием в жилых строениях, как славян, так и балтов, пользовался главный столб дома, который держал в центре крышу и который был самым отличительным в ритуалах восточных славян [15]. Причем наиболее это очевидно именно у белорусов, которые сохранили для него очень древние названия: «дед», «конский столб» или попросту «конь». Это название давно было сопоставлено со ст.-инд. asva-yura «конный столб», который представлялся мировым столбом. Тогда это белорусское название можно отнести к наидревнейшему индоевропейскому наследию [16]. Также и у литовцев столб, что подпирал крышу дома, можно сравнить с образом мирового столба. Эта космологическая семантика подчеркивалась вырезанными сверху символами солнца, луны, звезд и изображением лошадей или ужей внизу [17].

Самым ярким отражением ритуальной роли центрального столба в жилище белорусов является свадебный обряд, который получил название «столбового», так как основные действия происходили именно возле столба. Здесь осуществлялась обращенная к богам ритуальная формула «сковать» молодым свадьбу, здесь предполагалось присутствие самих богов и происходил основной обряд соединения молодых. Академик Николай Никольский сравнил этот столб с жертвенниками и алтарями Средиземноморья в древности [18]. Специальные столбы устанавливались у литовцев вследствие важных событий, таких как свадьба, болезнь, эпидемия, ради хорошего урожая [19].

Таким образом, мифологические идеи, что были заложены в семантике столба, носят, прежде всего, космологический характер, который мог связываться с различными ситуациями с различным религиозным смыслом. Направлен он был на создание сакральной связи с космосом в нужный ритуальный момент, например, при похоронах, календарных, семейных праздниках, построении жилья и т. д. [20]

Погребальный обряд

Почему же космологический знак оказался на погребальных камнях? Символизм столба на могиле с древности хорошо известен из похоронного ритуала в регионе, в том числе у славян и балтов. Однако по письменным источникам мы не всегда можем подробно проследить эволюцию погребального обряда и связанных с этим изменений в религиозной и мифологической концепциях, особенно если это касается отдельных этнических и социальных групп.

В древности столб на могилах устанавливали многие восточнославянские племена. «Повесть временных лет», описывая обычаи радимичей, вятичей и северян, утверждает, что «если кто умирал, то устраивали по нём тризну, а затем делали большую колоду и возлагали на эту колоду умершего, и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах при дорогах, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи, и прочие язычники, которые не знали закона Божьего, но сами для себя устанавливали закон [21].»

«Классический» шест с полукругом на надгробном камне, Вилейский район. Фото А. Лужинского.

 

Древнейшими погребальными памятниками в литовской традиции считаются krikstai - деревянные столбы, что символизировали святые «мировые деревья». Они помогали наилегчайшему переходу души умершего в верхний мир [22]. Через некоторое время вокруг погребальных столбов вырастала священная роща.

Наиболее подробно описаны похороны правителей Великого Княжества Литовского. Здесь мы даже можем более-менее точно проследить эволюцию обряда. Первоначально летописи описывают захоронения в специально выбранном месте на природе. Летописец подробно описал похороны легендарного князя Куковойта, правда, не определил, был ли его труп кремирован. Его сын, похоронив князя, «учинил болвана на память отца своего и поставил его на горе однои над рекою Светою…, которого ж фалили и за бога его мели. И потом того болвана сгинул, гаи вырос и люди тым фалили и прозвали его именем пана своего Куковойтя». Важное дополнение сделано летописцем при описании похорон княжны Паяты, когда сын «учинил болвана образом её», таким образом придал столбу антропоморфный вид [23]. Другое дело, с какой долей доверия относится к описаниям летописцев погребальных обрядов именно легендарных князей.

Позже погребальный обряд изменился, и кремация описывается постоянно. Сначала князей сжигали, а затем пепел прятали в разных местах: «жыгали тела мертвых на том месцы, хто где умрет» [24]. После завета легендарного Свинторога обряд начал традиционно проводиться в святилище в Вильнюсе. Летописцы достаточно подробно описали сам обряд. После сожжения тела вместе со многими личными вещами и символами власти «теды зобравши порох его, напотым ховали в землю, кладучи при них рысии и медвежии ногти для того, ижь мает быти судный день, и так мовили, же приидет бог судити людей и сядет на горе высокой, судячи справедливых и грешных, на котрую гору трудно будет влезсти без ногтей рысих або медвежиих на той суд до бога» [25].

«Хроника Литовская и Жамойтская» описывает соответствующий обряд захоронения нескольких князей: легендарного Свинтарога, Гедимина и затем Кейстута в 1382 г. [26] Позже польский хронист Матвей Стрыйковский повторил эти описания погребального обряда литовских князей [27].

Более поздние фольклорные источники также объясняют смысл обряда - умершие должны были карабкаться на стеклянную или «крутую каменную» гору, на которой их ждет наивысшее божество. В день летнего солнцестояния 24 июня в соответствии с литовскими представлениями солнце танцует «на серебряной горе в серебряных башмаках» [28]. Сам образ горы ученые давно связали именно с небесным куполом [29]. Хотя души умерших должны были забираться на небесную гору, однако целью их путешествия было пространство за горой [30]. За этой горой располагалась усадьба Диеваса «на небесах, за каменной, серебряной, золотой или янтарной горой. С этой горы Диевас уезжает верхом на лошади или в колеснице или на санях из золота и меди» [31]. Для нашего исследования важны следующие детали литовского фольклора о далекой стране на западе, где заходит солнце и где есть «серый камень и солнечное дерево или железный столб, а около столба две кобылы» [32]. Таким образом, в структуре другого мира также существует столб или дерево, что держат небесный свод.

В целом, если рассмотреть описанные погребальные обычаи славян и балтов, становится понятно, что главная цель всех перечисленных ритуалов - обеспечить перемещение души умершего в загробный мир. Путь туда ведет наверх, на небеса.

Археологические материалы дают возможность проследить, как различные представления о пути в загробный мир отражались в конкретных погребальных ритуалах. Даже в известном литовском обычае отправлять с умершим в потусторонний мир его коня явно видно стремление сделать так, чтобы конь перенес умершего в верхний мир. Навязанный крестоносцами пруссам договор требовал от тех отказаться от почитания языческих священников, которые, «подняв к небесам глаза, вскрикивали, лживо утверждая, что они видят лежащего перед ними мертвеца, летящего посреди неба на коне, украшенного блестящим оружием, который несет в руке сокола и с великою свитой направляется в иной мир» [33].

Исходя из этого, если археологически доказать генетическую связь символа шеста с полукругом с культурой каменных могил, мы можем увидеть подобный смысл в похоронном обычае культуры каменных могил.

Этот космологический символ лучше всего подходил для выявления идеи установления взаимосвязи с верхним миром, создания космологической проекции. Установление камня с изображением шеста с полукругом могло просто заменять установление самого столба, например, под влиянием уже христианских обычаев ставить надгробные камни. Сам погребальный камень с этим символом также отождествлялся с мировой осью.

Один из камней с изображением шеста с полукругом, находящийся сейчас в минском музее валунов НАН Беларуси.Фото Виктора Гайдучика.

 

Погребальный курган

И все же, несмотря на главную идею погребального обряда - переместить умершего в расположенный наверху загробный мир, позже в литовском фольклоре и преданиях описано другое местоположение душ умерших или их временное посещение мира людей. Присутствие душ умерших рядом с миром живых связывалось с курганами, столбами и камнями, именно с погребальными объектами.

В литовском фольклоре есть мотив о том, что души умерших vele (мн. л. - veles) живут в «песчаной горе», «горе умерших», что соответствует погребальному кургану [34]. Обычай ставить надгробные камни, возможно, привел к представлению, что vele, находятся на камнях, под ними или рядом. Но vele также сидят и на столбе. В некоторых регионах Литвы, где эта традиция удержалась, погребальные столбы часто орнаментировали изображениями лошадей, птиц, змей, цветов, а иногда и символами солнца и луны [35].

Тем не менее, в этом случае символика шеста с несколькими полусферами на стеберакских и логойских камнях помогает объяснить мифологическое представление, каким образом души умерших находились одновременно на небесах и рядом с миром живых. Полукруг на шесте мог осмысливаться не только как идеальная проекция небесной сферы, но также связывался с постройкой погребального кургана у балтов как структурной модели вселенной. Курган представлялся как еще одна сфера, еще один мир вместе с верхним «небесным» миром.

В этом случае обратим внимание на одну важную особенность ятвяжских курганов. Они были обложены камнями или, скорее, просто состояли из наваленных камней.

Камень, найденный в Белынычском районе. Фото Дмитрия Скворчевского.

 

Захоронения в обложенных камнями курганах - очень давняя традиция в балтских землях, которая прослеживается еще с первой половины II тыс. до н. э. Интересно, что обложенный камнями курган, который вписан в космологическую символику вместе с небесной сферой, соотносился с мифологическими представлениями о каменном небе, которые были расширены у индоевропейцев [36], и у балтов в частности. Например, представление, что гром создает колесница Перкунаса, которая едет каменным трактом.

Именно это дает возможность понять мифологическую идею балтского фольклора, что душа умершего предка находится и в верхнем мире, и одновременно рядом с миром людей в различных погребальных объектах, объединенных мировой осью. Во время посвященного почитанию предков праздника живые встречались с их душами на местах захоронений. В этом случае столб или знак шеста с полуколесом презентовал не только возможность движения наверх, но и идею возможного временного возвращения в этот мир.

Сведения регионального исследования на северо-западе Беларуси может подтвердить и типологическая близость изображений на камнях Скандинавии и их мифологическая семантика. Известный российский историк Владимир Петрухин сделал дополнительные наблюдения над мифологической семантикой сложных сюжетных изображений на рунических камнях Швеции.

Знак, найденный в ходе экспедиции Уфокома по Вилейскому району на деревенском кладбище в окружении современных могил. Фото Ильи Бутова.

 

Памятные камни были, таким образом, аналогом мирового древа, которое связывает все миры, они направляли умершего по пути в загробное царство. Различные изобразительные сюжеты, рассказывающие о путешествии в иной мир, объединяются единой для большинства памятников «моделью» вселенной. Культовая их роль - гарантия «прочности» космического и социального строя, «нормальное распределение» живых и мертвых между своим и другим миром, а также связь с последним, которая осуществлялась в рамках культа предков [37]».

Адаптация язычества к христианской традиции?

Мы уже упоминали, что использование символа шеста с полуколесом на погребальных камнях могло быть связано с расширением христианских обычаев ставить надгробные камни с христианской символикой. С другой стороны, возможно указать еще на один момент, который также может свидетельствовать о проникновении языческой символики и о ее включении в христианскую.

В христианскую эпоху произошел постепенный переход от столба к кресту. При этом сначала крест даже сохранил для населения достаточно яркий языческий контекст. Видно, что католическая церковь понимала этот контекст и старалась бороться с ним. В 1426 епископ Самбии сделал характерный запрет ставить кресты на кладбище, что хорошо иллюстрирует языческое происхождение этой традиции для местного балтского населения [38].

Интересно, что в некоторых регионах христианский крест принял своеобразную форму креста с накрытым верхом. Такие кресты распространенные достаточно широко, часто встречаются у балтов и на севере России. Высказывалось мнение, что здесь отразилось финно-угорское влияние. Однако, подобные традиционные кресты с полуокружностями наверху и с космологическими изображениями солнца, луны и звезд характерны, например, для Словакии [39]. В литовской традиции это был дом души умершего, и потом, чтобы замаскировать эту идею, туда стали помещать фигурки святых [40]. Это снова возвращает нас к семантике древних погребальных столбов.

Продолжение внешнего символизма шеста с полукругом мы, скорее всего, можем наблюдать в христианских католических крестах в Литве и Западной Беларуси. В Литве эти традиционные костельные железные кресты хорошо изучены [41]. К сожалению, на территории Западной Беларуси на этот феномен культурной традиции пока обращали мало внимания. А у нас он широко распространен и до сих пор. Для этих крестов характерна сложная форма. Одна из главных особенностей - три верхних окончания креста часто почти замыкаются на концах. Зато нижняя часть всегда или свободная от изображений, или нередко в основе креста изображен месяц. Таким образом, эти кресты также образуют верхнее полуколесо-сферу. Изучение преемственности символа шеста с полуколесом и традиционных железных крестов Литвы и Беларуси может быть очень перспективным.

Выводы

Предлагаемая интерпретация погребального обряда культуры каменных могил с использованием общекосмологических схем дает возможность объяснить, почему схематичное космологическое изображение - шест с полукругом - было в определенный момент применено на надгробных камнях как символ связи между мирами вместо установления самого столба. Не вызывает сомнений, что по крайней мере первоначально этот символ имел языческое происхождение и использовался язычниками. С другой стороны, этот знак мог соотноситься с изображением креста на Голгофе, очень популярным христианским символом и идеей вознесения.

Это действительно многозначный символ, вобравший в себя разные представления о движении душ умерших в верхний небесный мир. Подобные святые или надгробные камни, заглубленные в землю, с изображением небесной сферы, становились элементом, который связывал разные миры, укрепляя и попутно олицетворяя космическую цельность. В результате можно утверждать, что образ шеста с полукругом вверху на надгробных камнях символизировал мировой столб, связанный с Полярной звездой, который держал небесную сферу - небесную «гору» балтской мифологии.

Литература

1. Квятковская А. Ятвяжские могильники Беларуси (к. XI–XVII вв.). Вильнюс, 1998. С. 32; Matulis R. Istoriniai akmenys. Vilnius, 1990. P. 137–138.

2. Квятковская А. Ятвяжские могильники Беларуси (к. XI–XVII вв.). С. 26–27.

3. Там же. С. 176–187.

4. Там же. С. 188.

5. Карпенко Ю. Названия звездного неба. Москва, 1985. С. 22.

6. Там же. С. 65.

7. Cetwiński M., Derwich M. Herby, Legendy I dawne mity. Wrocław, 1987. S. 189. В дургих регионах также известен обычай установления столбов в направлении на Полярную звезду, как, например, у северноамериканского племени омаха (Крапп Э. Легенды и предания о Солнце, Луне, звездах и планетах. Москва, 2000. С. 531-543). В греческом Милете жрица Аполлона сидела на аксоне, «оси», которая. возможно, из центра Земли была сориентирована на Полярную звезду (Пенник Н., Джонс П., История языческой Европы. Санкт-Петербург, 2000. С. 43–44).

8. Ляўкоў Э. Маклівыя сведкі мінуўшчыны. Мінск, 1992. С. 139–140.

9. Кашкурэвіч Т. Касмаграфія і тапаграфія ў крыўскіх легендах пра камяні-краўцы ды пра паходжанне рэк Вялля (Нярыс) і Бярэзіна // Druvis. 2005. № 1. С. 40–43.

10. Латышские народные предания. Избранное. Рига, 1962. С. 101–102.

11. Laime S. Cosmological Ideas in Latvian Rock Carvings and Distaff Desing // Cosmos. The Journal of the Traditional Cosmology Society. 2003. Vol. 19, pp. 2-20; Laime S. Traces of rituals in Latvian rock carvings // Aurinkopeura 2. Tartu, 2004. P. 46-66; Laime S. Kosmoloġiskie priekšstati latvijas klinšu rakstos un sprēslicu ornamentos // Kultūras krustpunkti. Rīga, 2006. P. 53-65.

12. Очень интересными были бы сравнения с ятвяжской мифологией, однако она практически неизвестна из письменных источников. Иногда мы только предполагаем про ее наличие (сравните: Топоров В. Об одной ятвяжской мифологеме в связи со славянской параллелью // Acta Baltica-Slavica. 1966. T. III. S. 143–149).

13. Гимбутас М. Балты. Люди янтарного моря. Москва, 2004. С. 204.

14. Бессонов П. Белорусские песни. Москва, 1871. С. 62.

15. Байбурин А. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Москва, 2005. С. 174.

16. Таксама. С. 174; Иванов Вяч. Опыт истолкования древнеиндийских ритуальных и морфологических терминов, образованных от aśva - «конь» (жертвоприношение коня и дерево aśvattha в древней Индии) // Проблемы истории языков и культуры народов Индии. Москва, 1974. С. 75–138.

17. Гимбутас М. Балты. Люди янтарного моря. С. 203–204.

18. Никольский Н. Происхождение и история белорусской свадебной обрядности. Минск, 1956. С. 144–176.

19. Гимбутас М. Балты. Люди янтарного моря. С. 204.

20. Для германской языческой традиции вопрос «установления» как важной мифологической категории, которая обозначает сотворение космоса, исследованное русским филогом Татьяной Топоровой: Топорова Т. Семантическая структура древнегерманской модели мира. Москва, 1994. С. 21, 36–37, 84–85, 94–95, 137.

21. Повесть временных лет. Под ред. В. Адриановой-Перетц. Перевод и комм. Д. Лихачева. Санкт-Петербург, 1999. С. 11, 147.

22. Straižis V., Klimka L., Cosmology of the Ancient Balts // http://www.lithuanian.net/mitai/cosmos/baltai2.htm

23. Летопись Археологического общества // Полное собрание русских летописей. Т. 35. Летописи белорусско-литовские. М., 1980. С. 91–92.

24. Там же. С. 92.

25. Хроника Литовская и Жамойтская // Полное собрание русских летописей. Т. 32. Москва, 1975. С. 31.

26. Там же. С. 41–42.

27. Kronika Polska, Litewska, Żmódzka i wszystkiej Rusi Macieja Stryjkowskiego. Warszawa, 1846. Reprint, Warszawa, 1985. T. I. S. 308–309, 385–386; T. II. S. 65.

28. Гимбутас М. Балты. Люди янтарного моря. С. 198.

29. Там же. С. 210.

30. Там же. С. 198.

31. Там же. С. 209.

32. Там же. С. 198.

33. Христбургский (Кишпоркский) договор 1249 г. Цит. по: Пашуто В. Образование Литовского государства. Москва, 1959. С. 500-501.

34. Гимбутас М. Балты. Люди янтарного моря. С. 197.

35. Čepienė I. Historia litewskiej kultury etnicznej. Kaunas, 2000. P. 45.

36. Maher J. P. *H(a)ekmon: «(Ston) Axe» and «Sky» in I-E / Battle-Axe Culture // Journal of Indo-European Studies. 1973. V. I. № 4. P. 44-62.

37. Петрухин В. О картине мира у скандинавов-язычников (по «памятным камням» V-XI вв.) // Скандинавский сборник. 1978. Т. XXIII. С. 160. Сравн. ответ Альвиса «Всезнающего» в Старшей Эдде на вопрос как называется небо: «У людей это небо, а твердь – у богов…» (Речи Альвиса, 11-12 // Старшая Эдда. Санкт-Петербург, 2006. С. 64).

38. Čepienė I. Historia litewskiej kultury etnicznej. S. 45. Аналогичный переход от почитания языческого мирового столба Ирминсуль к христианскому символу креста проявляется и в германской традиции (Крапп Э. К. Легенды и предания о Солнце, Луне, звездах и планетах. Москва, 2000. С. 543).

39. Велецкая Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. Москва, 1978. С. 181.

40. Čepienė I. Historia litewskiej kultury etnicznej. S. 47.

41. Kontrimas Č. Lietuvos geležiniai kryžiai. Vilnius, 1991.

Перевод Е. Илюхиной по изданию: Прохараў, А. Каменны шлях на нябёсы. Міфа-рытуальная семантыка пахавальнага знака з паўночнай Беларусі // Druvis. Вып. 3. – Мн., 2011. С. 81–87. Фотографии (с) Уфоком.