«Шумные духи» в представлениях жителей пограничья России и Эстонии в конце ΧΙΧ – первой половине ΧΧ в.

Эстонский фольклорный архив (Eesti Rahvaluule Arhiiv – ERA) Эстонского литературного музея (Eesti Kirjandusmuuseum) ныне находится в Тарту. Этот крупнейший в мире фольклорный архив содержит огромное количество документов на русском языке, которые были собраны в северо- и юго-восточной части Эстонии и на территории Псковской области России. Особенно богата этими записями так называемая русская коллекция (ERA Vene), собиравшаяся с 1927 по 1944 г. и содержащая 17 томов, или 10656 страниц записей. Много документов и дневников на русском языке есть в других фондах, например, в собрании народного творчества из отдела фольклора Государственного литературного музея им. Фр. Р. Крейцвальда АН Эстонии (RKM Vene), собрании школьного фольклора (RKM KP), собрании фольклора кафедры русского языка и русской литературы Тартуского государственного университета (TRU, VKK) и др. Рассматриваемая коллекция не только чрезвычайно обширна, но и уникальна; до недавнего времени она была почти неизвестна за пределами Эстонии. Лишь в последние годы благодаря усилиям сотрудников Эстонского литературного музея многие ее фрагменты стали публиковаться в отдельных статьях и сборниках¹.

Благодаря помощи Маре Кыйвы (ERA) и Елены Боганевой (Центр исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси) автору также удалось ознакомиться со всей русской коллекцией и изучить ее на предмет некоторых записей, долгое время остававшихся вне поля зрения исследователей. В этой публикации представлена тематическая подборка текстов о «шумных духах» (в публикуемых записях это такие демонологические персонажи, как домовой, черт, колдун – «ходячий» покойник, гришанята, дух, vaimud и др.), рассказы о которых бытовали в пограничных областях Эстонии и России примерно с 1870-х гг. (самое раннее сообщение) до 1940-х гг. Все эти персонажи в рассматриваемых текстах обладают полтергейстными чертами², проявляют себя как «шумные» или «беспокойные» духи, т. е. могут устрашать или тревожить человека (стучать, обозначать себя различными звуками, перемещать предметы и т. д.)³. Согласно более поздним этнографическим записям, на территории Витебской (граничащей с Псковской) и Гродненской областей Беларуси при наличии сходных признаков информанты чаще всего назначали «ответственными» за те же действия в доме чёрта, чертенят, реже демона, нечистую силу [5. С. 55–57; 6. С. 66; 7. С. 27–34], духа [6. С. 66], «ходячего» покойника [4. С. 37–40]; в Литве – чёрта, привидение [9. С. 184, 187], домовика [18. С. 253–254]; на Северо-Западе России – домового [12. С. 70–71; 17. С. 269–272, 307], чёрта (ц’ертей) [12. С. 93–94, 96–98, 130–132], дедушку-соседушку [12. С. 72], нечистую силу [8. С. 86] и т. д. В последние годы в указанном макрорегионе всё чаще известные ранее персонажи начинают заменяться новым, которого информанты называют полтергейстом [12. С. 63–64].

Одна из наиболее ярких записей русской коллекции касается появления «шумного духа» в д. Смакариха Псковской губернии (населенный пункт не сохранился). Дух в этом сюжете заставляет богатого крестьянина пересмотреть свое «корыстное отношение» к простым работникам. Рассказал эту историю собирательнице Валерии Егоровой в 1937 г. бывший псковский писарь Семен Андреевич Домановский, 75-летний житель д. Новые Бутырки Печорского района Псковской области.

Кагда я был jещo мaленьким мальчиком, мне мои родители передавали, что в деревни Смакариха Гусакoвской волости, Острoвского уезда, Псковской губернии, близь железнодорожного пути Санкт Петербургско-Варшавской железной дороги, близь имения Александровки, помещика Александра Абрамовича фон Дярбэлена, был такой случай у богатого крестьянина Макарa – он нанял каких то пришлых плотников рубить яму нoвыjи избы, за извeстную, между ними, «договoрную» плату. И кагда анe добросoвестно выполнили сваjo плoтническое дeло, то этот Макар, как карыстный челавек, не заплатил jим ту сyмму, катoрая слeдовала jим по славeснаму дoгавору. Плoтники, хотя и трeбовали, но всётаки не получили от него пoлного удовлетворения, и недовoльныjи ушли от Макарa, заявив ямy, што он их будет пoмнить! Вскоре после этаво, в этат багaтый мужыцкай дом с большoю семьёй, – явился дух и посялился на пeчки. И в то врeмя, когдa семья. Собярaлась к абeду или, вобче, была у себя – в этай избе, где он посялился, то на стол, и в них, в людeй то, с пeчки лятeли палoжаныи для сyшки грязные лaпти и пoршни с анyчами, сапоги, палeнья, полoжаныё для просyшки, выбивaлись даже стёкла, и сямья так напугaлась, што, пeрвоjе дeло, обратилась к ворожeям – знaхарям, катoрыи тут явились… и jим пeрвым пападaло, чем папaло с пeчки. И знaхари ничавo ня магли подeлать. Тогда обратились анe к мeсному прихoдскому свящeннику, а эта дярeвня Смакариха принадлежaла к Черскoму прихoду, близь желeзно-дорoжной стaнции, в то время называjемой Орлы, а впослeдствии переименoванной на стaнцию Чeрская. В этом прихoди нахoдица и по настоящее время чудотворная икoна Бoжьей Мaтери, назывajемая Черскaя – прaзнуjеца по стaраму стилю jежегoдно 16-июля. В этот пагoст, в этот день бывает jежегoдно грамaднейшее стечeние нарoда; приезжают из Пячoр даже и из всех окрeсных городов. Впослeдствии эта икoна перенeсяна в город Псков в кафедрaльный собор, а для церкви в Чeрсках скопирована тoчная икoна Божей Матери. Так вот, в такoй то дeнь (16-го июля), один из свящeнников, отслужа молебен этой икoне в цeркви, поjeхал служить в деревню Смакариху, в дом Макарa. И, по приjезде, бaтюшки в дом, этот дух ямy ничавo не сдeлал, а кадa свящeнник уjeхал, то вот он (дух то) и заявил Макарy, што он прoклятый родителями, и нахoдица в распоряжeнии потoмства этих плoтников, котoрыjи из рoда в рoд и передают его. А потом, когда приехал становой пристав обслeдовать это дeло, то дух опять таки. грязными онyчами евo угостил!
Так же этот дух поступил и с помeщиком села Алексaндровскова, Александром Абрaмовичем фон Дярбэленном. Этот помещик, за ево грyбоjе отношeние к крестьянам, к своим крепостным, был убит своими столярaми в мастерскoй. И этот слyчай был ещo при крепостнoм прaве, до 1861 года.
А потoм, кадa прошлo уже врeмя, полoжанное этаму дyху быть в дoме Макарa, этот дух исчез, и уже бoльше семeйства Макарa не беспокoил. Но затo все знaли – окрeсныи жытели этай мeстности, што это было здeлано Макарy в наказaние за евo корыстноjе отношeниjе к рабoчим. И семeйство, так равнo, и сам Макaр, после этова испрaвилися и стaли отнасица к бeнным и ко всем рабoчим с большoю любoвью и расчитавали за испoлненные рабoты очень добросoвестно (ERA Vene 9, 294–299 (354))⁴.

«А потом, когда приехал становой пристав обследовать это дело, то дух опять-таки грязными онучами его угостил». Рисунок Анны Култиной, 2020 год.

 

Здесь находит отражение известный мотив, в соответствии с которым демонологический персонаж (в данном случае дух) бросает во все стороны предметы обихода. Например, Б. Кербелите выделяет для территории Литвы два сходных типа сказаний: «Черт показывается человеку / вселяется в человека / нарушает порядок в доме / бросает предметы. Человек крестится / ксендз святит дом – черт убегает»; «В доме показываются привидения: кто-то бросает предметы / картошку. Ксендз святит дом / люди окуривают дом священными травами / поют песнопения, посвященные четкам, / заказывают мессу – привидения исчезают» [9. С. 184, 187]. Согласно Н. В. Петрову, для юга Архангельской области характерны различные вариации мотива «VI.Б.4.7. Необъяснимые явления в доме», например: «VI.Б.4.7.1. В доме свистит/стучит/пугает», «VI.Б.4.7.2. Дом ходуном ходит», «VI.Б.4.7.5. Нечистая сила бросает посуду / в доме прыгает посуда», «VI.Б.4.7.8. В доме чудится и мерещится / как будто поленья кидают» и др. [17. С. 477]. Интересно, что в подобных рассказах одна или несколько вещей попадают в представителя власти (священника или просто любопытного наблюдателя), пришедшего в дом [6. С. 66; 12. С. 63–64; 13. С. 265–267 и др.]. Кроме того, рассказ обладает нравоучительной функцией, а дух («проклятый человек») выступает в некотором роде как защитник обиженных плотников. Другой ясно прослеживающийся мотив связан со строительной магией: представители некоторых профессий, которые на селе не занимались обычным крестьянским трудом (в данном случае плотники), вредят хозяину, чаще всего в отместку за скупость или какие-либо замечания с его стороны. Отметим, что таким профессионалам приписывалось обладание тайными магическими знаниями. Наиболее частые способы навредить – замуровать в стене дома бутылку⁵ или незаметно что-либо подложить в строящийся дом (яйцо, дохлую ворону, жука-шашеля, куколку, зуб от бороны, гвоздь от гроба, берестинку, голову какого-нибудь животного, свиной щетины и т. д.). С одной стороны, речь идет о магическом действии, с другой – о вполне рациональной практике.

Как пишет С. В. Максимов, с помощью замурованной бутылки можно было создать иллюзию присутствия в доме «нечистой силы»: «…ветер дует в это незаметное для глаз отверстие, причем происходит завывание, а хозяин думает, что в его жилище поселили лешего»; для этих же целей каменщики могли использовать гусиное перо, «пискульки из речного тростника, дудочку из лубка липы, лозы» либо закладывали один кирпич так, что печь начинала постоянно дымить, в результате хозяин дома считал, что у него завелись «черти-дьяволы», домовой или кикимора [11. С. 186–192]. Схожие рассказы зафиксированы, например, на территории Беларуси [19. С. 527], Латвии [3. С. 6], в Архангельской [8. С. 315–329] и Брянской [2. С. 215–216; 10. С. 211] областях, а также в других регионах России [12. С. 186–192; 13. С. 300, 308–309].

В некоторых рассказах идет речь о прохожем, которого хозяева не пустили в дом (или не подали ему милостыню), и он им за это «сделал», т. е. наложил на них проклятье. Такой мотив несколько раз фиксировался в этнографических экспедициях проекта «Уфоком»⁶ в Беларуси (например, в д. Заболоть Ивьевского района Гродненской области⁷ или в д. Вербники Минского района Минской области⁸).

В русской коллекции ERA содержится еще один рассказ о духах-пакостниках, которые названы по-эстонски vaimud (ваймуд)⁹ и в тексте выступают как синоним черта. О том, как такой дух мешал спать ночевавшему в доме человеку, сообщила Менде Эренберг в 1931 г. Александра Лиллеберг, 80-летняя жительница эстонской деревни Катасе волости Иисаку: Vaimud – уже преже говарили. Чорт был али что. Адин у нас ночевал, так говарил, что покой не давал, катлы разбивал и спат¹⁰ не давал. И попов привели, а ничево не помагло (ERA Vene 4, 65–66 (2)).

Другая запись касается распространенного представления о том, что колдун после смерти может «ходить» к родственникам и доставлять неприятности¹¹. «Хождения» здесь вызваны отказом родственников перенять его магическое знание, которое колдун обязательно должен кому-то передать.

В данном случае от его визитов удалось избавиться при помощи осиновых кольев. История записана Ольгой Брандт-Хилдебранд в 1942 г. в д. Сухлово волости Cетумаа (Эстония) от Степана Королева, 67 лет:

Кагда калдун памирая, так все с дому уйдуть, – страшно. Адин калдун памёр, был уже пахаронен, так в доме все хадил и ламал. И сямья вся в суседах¹² нацавала. Двери все атваряя, как гром. Тагда ани священника привяли, сделали в доме вадасвятие. Патом приказал на магилу забить клинья асинывые, чтоб на аршыну были винны из зямли: в голаву, в грудь и в ноги. Тагды не стал хадить. Jeта зато, что сынавья нe взяли явoна калдавства (ходил). Кагда калдун передаё сваё калдавство, так он пра все расскажа. Тагды он умрё харашо (ERA Vene 16, 592 (16)).

Еще одна запись сделана той же собирательницей в 1942 г. в д. Рогозино Печорского района Псковской области от Анисьи Завьяловой, 39 лет:

Муж уехал в горад за таварам, а яны астались с прислугай дома. Пашли в спальню и слышут что та заграматала. А хазяйка говарит: «Что jeта такое, как пасуда». Пришли пасматрели, вся пасуда пад парогам на зени¹³ складёна. Что jeта за дива! Взяли и сыснoва склали всю пасуду на плиту. Ушли апять. Толька нямношка пасидели апять гром. Вот ани ахтитошеньки, что таперь делать? Пайдем за палицeем, пусть придет нацавать. Пазвали палицeя, агонь гарит, все сидят и слухают. Гром, апять заграматала и вышли двое, глaзы ясные, что у волка, а ушы, как каневьи¹⁴ с рагам. Вот пришли, абабрали все платьи, раскидали вси и апять дверью граманули и ушли. У палицeя была ружье, но он не мог ницoва, как не сваи руки были. После таво ани не пришли боле. Палицей ушол, а прислуга в кухню пошла варить на плиту. Пришла варить, атварились двери и вышли маленькие гришанята¹⁵, такие, как рябёнку пять лет, ушам как прядуть, и глaзы, что фанари ясные¹⁶. Вот ана тагда са спугу в акно выпрыгнула. Тагды ани jeту комнату забили, вовсе и жыть ня стали (ERA Vene 16, 663–665 (2)).

Перемещение посуды и «гром» (грохот?) в доме ассоциируются с демоническими существами небольшого роста. Можно считать этих гришанят еще одной ипостасью мелких демонов, рассказы о которых распространены, например, на Русском Севере и в Тамбовской области [16. С. 225–228]. Появление в доме схожих «гостей», ответственных за беспорядок в жилище и названных информантом чертенятами, упоминается в записи из Витебской области Беларуси [6. С. 67].

Часто причину странных событий в жилище видели в действиях домового или дворового. Таких записей в основной русской коллекции ERА нам встретилось множество, причем некоторые из них (в том числе те, которые содержатся в ERA Vene и RKM Vene) уже публиковалась [14. С. 269–272, 307]. Приведем лишь одно неопубликованное сообщение, в котором домовой обладает ярко выраженными чертами «шумного духа». Он записан Зоей Жемчужиной в 1939 г. от Александра Полторанова, 36 лет, из д. Старый Изборск Печорского района Псковской области:

В анном домy жил под печкой домовой. В этом дому было две нявестки. Анную из них не залюбил домовой. Как тольки яна остается домaхой¹⁷, так jон наделая jой всяких дялов: рабенка с зыбки выбросить, опрокиня скамейки, разбрасая ложки по полу, с гаршков суп вылья, али там ашше што сделая. Дюжа надаел jон хозяевам. Вот и стали яны яво просить, штоб ушел jон от них. А jон и заговорил челавечьим то голосом, сам говорить, а не видать яво. И сказал jон хозяевам: «дайти мне шубу, шерсти и хлеба, тагды уйду искать сябе новое жилишше».
Яны и положили все этое яму под печу. И с тых пор пропал jон и все с сабой уволок (ERA Vene 13, 617–618 (10)).

Текст, в котором жертвой «шумного духа» становится только одна из сестер, живущих под одной крышей, мы публиковали ранее [5. С. 55–56]. Именно «нелюбимый» член семьи становится объектом проказ демонического персонажа, тогда как другие домашние почти не страдают. Этот же мотив, связанный с домовым, известен в Полесье [15. Т. 4. С. 88] и в Литве [18. С. 250]. В Причудье, т. е. на границе Эстонии и России, а также в Литве такие поверья о домовом¹⁸, который хлопает дверьми или перемещает предметы, фиксируются и в наши дни [14. С. 261, 268].

Мы рассмотрели несколько неизвестных ранее архивных записей с псковско-эстонского пограничья о демонологических персонажах (домовой, черт, колдун – «ходячий» покойник, гришанята, дух, vaimud и др.) с ярко выраженной полтергейстной функцией. Мотивы, которые были распространены на этой территории в конце XIX – первой половине XX в., фиксируются и поныне (например, о рабочих, которые что-то «сделали» хозяину за нарушение им обязательств, о возвращении в дом души умершего колдуна, о «мелких демонах», о домовом, вредящем «нелюбимой» дочке, и т. д.).

Примечания

1. См., например: [1. С. 42–45; 17 и др.].

2. О понимании полтергейста см.: [5. С. 55].

3. О полтергейстной функции домового и «ходячего» покойника упоминают Л. Н. Виноградова и Е. Е. Левкиевская [15. Т. 2. С. 277; 15. Т. 4. С. 23, 29–30]; о полтергейстных действиях «ходячего» покойника в текстах, записанных в Минской и Гродненской областях Беларуси, см.: [4. С. 37–38].

4. Записи даны полностью, как в источнике.

5. См. также мотив, выделенный среди текстов на юге Архангельской области: «VI.Б.3.5.16. Плотники/печники вделали в паз дома / в печь горлышко бутылки» [17. С. 475].

6. Подробнее о материалах проекта см. публикации в «Живой старине» (2017. № 2. С. 55–57; 2017. № 3. С. 21–24; 2018. № 1. С. 17–20; 2020. № 1. С. 58–60; 2020. № 2. С. 48–50).

7. Подробнее об этом см.: [5. С. 56].

8. Неопубликованное сообщение из архива проекта «Уфоком».

9. Множественное число от vaim ‘дух’.

10. Смягчение -т очень легкое. – Примеч. собирателя.

11. Ср. подобный мотив в Полесье: «Колдун ходит после своей смерти» [15. Т. 1. С. 259–260]; мотив зафиксирован на эстонско-русском пограничье в наши дни [14. С. 303].

12. У соседей.

13. Возможно, «земли» (диал.).

14. Конские.

15. Вероятно, от слова грех: те, кто грешил. В записях ERА встречается также выражение грех-цорт (ERA Vene 14, 473/5 (28)). Ср. пск. грех ‘злой дух, черт’ и грешенята (грешанята) в значении ‘незначительные грехи’ (Псковский областной словарь с историческими данными / под ред. А. И. Корнева и др. Вып. 8. Л., 1990. С. 19, 22). – Примеч. редакции.

16. Сверкающие глаза здесь один из маркеров нечистой силы. В ERA Vene есть запись о мужике с бородой и длинным хвостом, у которого «глаза сверкали как огни» [14. С. 256].

17. Здесь в значении ‘одна дома’.

18. В некоторых текстах он назван домовиком [18. С. 250, 253].

Литература

1. Авилин Т. В. Русский материал по астрономии и метеорологии в эстонском фольклорном архиве // ЖС. 2019. № 4. С. 42–45.

2. Былички и бывальщины: суеверные рассказы Брянского края / сост., вступ. ст., подгот. текстов и прилож. В. Д. Глебова. Орёл; Брянск, 2011.

3. Бренцис. Дом с привидениями в Риге // Сегодня. 1924. 24 авг. (№ 195). С. 6.

4. Бутов И. С. Рассказы о «ходячих покойниках» в Минской и Гродненской областях Беларуси // ЖС. 2018. № 4. С. 37–40.

5. Бутов И. С., Гайдучик В. Н., Алексинский В. С. Рассказы о сверхъестественном в современных записях белорусского фольклора // ЖС. 2017. № 2. С. 55–57.

6. Бутов И. С., Томин Н. В. Архивные свидетельства о «самовольных экзорцизмах» в Российской империи в XIX – первой половине XX века // Религиоведение. 2020. № 2. С. 62–76.

7. Валодзіна Т. В. Белякоўскі чорт: вузкалакальнае лепельскае вераванне ў агульнаэтнічным кантэксце // Нарысы гісторыі Лепельшчыны. Biцебск, 2012. С. 27–34.

8. Знатки, ведуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере / под ред. А. Б. Мороза. М., 2020.

9. Кербелите Б. Типы народных сказаний. Структурно-семантическая классификация литовских этиологических, мифологических сказаний и преданий. СПб., 2001.

10. Легенды, предания, устные рассказы Брянской области / сост., вступ. ст., подгот. текстов и прилож. В. Д. Глебова. Брянск, 2012.

11. Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб., 1903.

12. Между мифом и историей: мифология пространства в фольклоре Русского Севера / сост. А. Б. Мороз, Н. В. Петров. М., 2016.

13. Мифологические рассказы русских крестьян XIX–XX вв. / сост., подгот. текстов, вступ. ст., коммент. М. Н. Власовой. СПб., 2013.

14. Морозова Н., Новиков Ю. Чyдное Причудье: фольклор староверов Эстонии. Тарту, 2007.

15. Народная демонология Полесья: публикации текстов в записях 80–90-х гг. ХХ в. / сост. Л. Н. Виноградова, Е. Е. Левкиевская. Т. 1: Люди со сверхъестественными свойствами. М., 2010. Т. 2: Демонологизация умерших людей. М., 2012. Т. 4: Духи домашнего и природного пространства. Нелокализованные персонажи. М., 2020.

16. Петров Н. В. «Выглядят, как котятки»: механизмы визуализации мелких демонов // Визуальное и вербальное в народной культуре: тезисы и материалы Междунар. школы-конф. – 2013 / сост. А. С. Архипова, С. Ю. Неклюдов, Д. С. Николаев. М., 2013. С. 225–228.

17. Петров Н. В. Указатель мотивов к публикуемым мифологическим текстам // Знатки, ведуны и чернокнижники: колдовство и бытовая магия на Русском Севере / под ред. А. Б. Мороза. М., 2020. С. 459–528.

18. Фольклор старообрядцев Литвы. Т. 2: Народная мифология. Поверья. Бытовая магия / изд. подгот. Ю. Новиков. Вильнюс, 2009.

19. Хата // Беларуская міфалогія: энцыкл. слоўн. / склад. І. Клімковіч. Мiнск, 2004. С. 527–528.

Выражаю благодарность Маре Кыйве (Эстонский литературный музей, г. Тарту) и Е. М. Боганевой (Центр исследований белорусской культуры, языка и литературы НАН Беларуси, Минск) за возможность ознакомиться с записями ERA.

Опубликовано: Бутов И. С. «Шумные духи» в представлениях жителей пограничья России и Эстонии в конце ΧΙΧ – первой половине ΧΧ в. // Живая старина. – 2021. – №2. – С. 33–36.