«Дело… о поселившемся будто бы… в доме нечистом духе» (1816 г.) и подобные ему казусы: опыт эксплуатации суеверий
24 марта 1816 г. Канцелярией смоленского губернатора было заведено «Дѣло по отношенiю Смоленскаго Епископа Jосафа о посѣлившемся будто бы Юхновскаго уѣзда деревни Горбачей крестьянина Егора Иванова въ домѣ нечистомъ духѣ» [ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. 1816 г. Д. 27]1. Основанием послужило письмо епископа Иоасафа смоленскому губернатору от 23 марта 1816 г., в котором и были изложены обстоятельства дела2.
Ваше превосходительство
Милостивый Государь!
Сего марта 21го дня репортомъ мнѣ юхновскаго Духовнаго правленiя присутствующiй соборный протоїерей и благочинный Iоаннъ Лелюхинъ донесъ, что того уѣзда приходу села Слободки деревни Горбачей въ домѣ крестьянина вотчины Княгини Татiаны Юсуповой Егора Иванова посѣлился яко бы нечистый Духъ, который вечеромъ и ночью безъ огня чинитъ будто изъ подъ печи и изъ примоста къ печи различныя разговоры невидимо, и якобы бросаетъ по избѣ и на людей разныя вещи и прочiя пакости дѣлаетъ, и что таковый Духъ называетъ себя Архипомъ Ивановымъ и будто посланъ въ домъ того крестьянина той же деревни отъ крестьянина Феодора Мокiева. Молва о дѣйствiи и разговорахъ сего нечистаго Духа до такого степени дошла, что по всей вотчинѣ княгини Юсуповой, заключающей около шести тысячъ душъ, повѣствуютъ съ удивленiемъ и чувствуемымъ страхомъ и даже съ суевѣрiемъ таковая молва простерлась даже и до жителей города Юхнова. Почему оный протоїерей Лелюхинъ для достовѣрнѣйшаго узнанiя о таковомъ странномъ и совершенному сомненiю подверженномъ дѣйствiи, рѣшился быть въ домѣ лично прописаннаго крестьянина, и изъ послѣдствiй узнано имъ [нрзб.] совершенно, что разговоры произходимые якобы отъ нечистаго духа, происходили отъ слѣпой четырнатцатилѣтней дѣвки, имянемъ Евдокiи Егоровой, а бросанiя вѣщами для большаго устрашенiя любопытствующихъ отъ самаго крестьянина Иванова и брата его, и женъ ихъ и сестры, и все то дѣлается по стачкѣ всего сѣмейства ихъ.
Рассматривая такое обстоятельство, я нахожу, что выдуманный прописанными крестьянами вышеозначенный поступокъ служитъ не точiю къ нарушенiю всеобщаго покоя и тишины, но даже и ко всеобщему вреду.
Долгомъ почелъ к лучшему объясненiю прописаннаго обстоятельства препроводить при семъ къ вашему превосходительству съ представленiя благочиннаго протоїерея Лелюхина точную копiю на зависящее къ искорѣненiю таковаго зла со стороны вашей благоразсмотрѣнiе, прося Васъ, Милостивый Государь!
о послѣдующем на сiе почтить меня Вашимъ увѣдомленiемъ.
Съ истиннымъ почтенiемъ и преданностiю имѣю честь быть навсегда
Вашего Превосходительства
Милостиваго Государя
Покорнѣйшiй слуга
[подпись] Jосафъ Епископъ Смоленскiй [ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 27. Л. 1–1об.]
Помимо письма епископа, излагающего обстоятельства имевшего место в доме крестьянина полтергейста, в деле содержится подробный «репорт» протоиерея Лелюхина от 16 марта 1816 г. («Об открытiи обмана ложной молвы, о разговорахъ и дѣйствiи невидимымъ кѣм-то производимыхъ»), лично наблюдавшего звуковые и акциональные проявления «нечистого духа» и участвовавшего в разоблачении этого явления [ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 27. Л. 2–5об.]3. Протоиерей Лелюхин сообщал, что после жалоб на странные события священники сел Слободки и Бутурина 4 и 5 февраля 1816 г. отслужили молебны в доме крестьянина Иванова и в других домах.
В полночь с 14 на 15 марта Иоанн Лелюхин вместе с другими священниками (Иоанном Чанцовым, Василием Чанцовым, Евфимией Плаксиным и др.) прибыли в дом крестьянина Иванова. Вошли они в темноте, быстро зажгли свет и разместились кто где, после чего огонь опять загасили. Через некоторое время в доме началось «бросанiе на печь не тяжелыми вѣщами и не опасными», послышался
потомъ свистъ и на послѣдокъ по наставленiю хозяина [на] задаваемые прежде бурмистромъ, потомъ и мною вопросы начались отвѣты сиплымъ и коснымъ женскимъ голосомъ самые глупые и крестьянскїи, ничего не значащiе истошные и вздорные, и даже собственные безъ вопросовъ нашихъ разговоры – невѣжество заключающiе и бранные – каковыя слова происходили отъ самаго того мѣста, чуть дѣвка лѣтъ четырнатцати слѣпая имянемъ Евдокiя Егорова съ братомъ и сестрою лежала, и точно отъ нее: поелику къ самой почти къ ней подойти мнѣ удалось и слышать [ГАСО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 27. Л. 4].
Из документов следственного дела вырисовывается такая картина: зафиксировано явление полтергейста («нечистого духа»), получившее широкую огласку; специальная комиссия проводит расследование4 и разоблачает сговор семьи крестьянина Егора Иванова, привлекшего к инсценировке действий «нечистого духа» 14-летнюю слепую девушку, якобы транслировавшую высказывания невидимого духа. Чем закончилось дело о «нечистом духе», неизвестно – других архивных документов по этому делу пока не найдено.
Через столетие, в 1927 г., в с. Волочек Дорогобужского уезда бывшей Смоленской губернии экспедицией В.М. Архангельского было зафиксировано свидетельство об аналогичном явлении, получившем в местной традиции название «стукалка». Собиратель заинтересовался происхождением прозвища местного дьячка – Стукалка, и ему рассказали следующую историю.
У дьячка сдохла корова, он разобрал пол и сбросил тушу в яму, где хранился картофель, засыпав землей. Через некоторое время дьячок пожаловался дьякону: «Дьякан, у меня в доми стучит!». Дьякон сказал, что нечего было закапывать в доме дохлую корову – вот ее крысы и едят! Но дьячок продолжал жаловаться: «или дом бросить, или удавиццы, баюсь дажы днем аставацца вызбе». Приятели предложили дьячку с семьей покинуть дом на ночь, а сами вызвались переночевать в доме у дьячка. Жена дьячка воспротивилась: «Ни пущу, эта, – гаварит, – может клат». Дьячок продолжал жаловаться: «Как вечир, – говорит, – так и стучит и на вопросы атвичаит: если “да”, то стукнит, если “нет”, то ни стучит». Послушать стук «стали прихадить целыи толпы»; были отслужены панихиды – ничего не помогало. Даже поп предложил свои услуги – «пат печку влесь и там слушыть».
Отмечали, что «стук был странный тем, што на вапросы дьячка ни атвичал, а на вапросы дьячихи атвичал». Потом, правда, стал отвечать и на вопросы дьячка; например, точно стучал, сколько кому лет.
Очевидец рассказывал, что таинственный некто «при агне ни стучит». Однажды он пришел в дом дьячка и увидел, что «тут и члены вика5, туты явреи-нэпманы, тут и нашы мужыки, больши, значит, женщины». На этот раз публике не повезло – стука не было, хоть дьячиха и обещала, что будет стучать в 9 часов вечера. Повезло в другой раз: «ф тимнате стала стучать… Мала таво: пат печкуй пищали, кричали, улюлюкали, брасались аттуды глинай и пяском…»6.
Так бы и продолжалось это необъяснимое явление, «но нашлись два храбрых милицанера». Во время очередного сеанса один сел в угол, а другой пробрался за печку: «…и видит он палычку, и движыцца она вверьх и внис па целай сети виревычик, правединных из другой комнаты, ис-пад люльки, где рибенак дьичков качалси…».
Милиционер сообщил об этом устройстве своему товарищу, и тот стал стрелять в сторону печи; из-под печи выскочили дьячковы дочь и сын, «и фсе плутни дьячковай жонки и дурака-дьичка и всех их чат и дымачаццыф раскрылись прит фсемя паситителями».
Обман был разоблачен, но семья дьячка внакладе не осталась: «за нескалька месицыф стукынья дьичкова семья пыдработала и халста, и сала, и других разных припасаф, каторыи им нисли темныи, даверчивыи наши люди из диривень. А дьячка с тех пор так досяводня завут “стукылка”» [Архангельский 1930: 11–12].
Оба описанные случая – и явление «нечистого духа» в Юхновском уезде в 1816 г., и действия «стукалки» в Дорогобужском уезде в 1927 г. – демонстрируют схожий сценарий, согласно которому группа сговорившихся лиц инсценирует действия нечистой силы в доме, привлекая таким образом внимание соседей с выгодой для себя (любопытствующие приносят дары). Невидимые «нечистый дух» и «стукалка» в темноте производят шум и стук, бросают предметы, отвечают на вопросы. Инсценировщиков разоблачают представители духовной (священники в 1816 г.) или светской власти (милиционеры в 1927 г.).
Рассмотрим подробнее поведение демонологических персонажей, которое имитировали устроители в обоих случаях, опираясь, скорее всего, на известные в данной локальной традиции представления о нечистой силе и ее проявлениях.
«Нечистый дух» и «стукалка» бросают предметы, производят шум и стук. Эти действия характерны для домового [НДП 2019: 101–103, 769] и ходячего покойника [НДП 2012: 338–346, 759; НДП 2019: 44–46, 792]. Так же ведет себя кикимора – бросает и бьет горшки, мешает спать, стучит вьюшкой, кидается из подполья луковицами, с печи – шубами и подушками, см. [Левкиевская 1999а: 495; Кузнецова 2018: 223, 238]. При этом бросание вещами, согласно следственному делу 1816 г., «для большаго устрашенiя любопытствующихъ» осуществляли сам крестьянин Егор Иванов и члены его семьи; стук в доме дьячка с. Волочек также производился членами его семьи при помощи хитроумного устройства.
«Нечистый дух» и «стукалка» отвечают на вопросы: первый – «сиплым и косным женским голосом»7, второй – стуком; аналогично действует домовой [НДП 2019: 141–142, 771].
«Нечистый дух» называет себя мужским именем (Архип Иванов), но оказывается, что «разговоры произходимые якобы отъ нечистаго духа, происходили отъ слѣпой четырнатцатилѣтней дѣвки, имянемъ Евдокiи Егоровой» – то есть налицо медиум, транслирующий «речь» источника. Такая деталь типична для ситуации, когда посредством человека с внешним миром общается насланный на него злой дух – «икота», называя свое имя [Христофорова 2013: 162–172; Христофорова 2016: 232–240; Никитина 1996; Левкиевская 1999в: 509–510]8.
В деле 1816 г. указано, что «нечистый дух» Архип Иванов сообщил, что послан в дом крестьянина Иванова жителем той же деревни по имени Феодор Мокиев9, но были ли предприняты против него какие-либо меры, не сообщается.
«Нечистый дух» бранится устами убогой Евдокии Егоровой10. Брань – отличительная черта речевого поведения не только «икоты» [Христофорова 2013: 187–188, 190; Христофорова 2016: 254–256]11, но и домового [Санникова 1995: 251]. Время проявления обоих демонологических персонажей – полночь или темнота (ср. время активизации домового [НДП 2019: 68–69, 102–103, 768], ходячего покойника [НДП 2012: 363–364, 760], кикиморы [Левкиевская 1999а: 495]).
У них общее место обитания: разговоры «нечистого духа» слышатся «изъ подъ печи и изъ примоста къ печи», звуки «стукалки» раздаются из-за печки (ср. место обитания домового – за печкой [НДП 2019: 65–66, 768], кикиморы – за печкой, на печи, в подполье [Левкиевская 1999а: 465; Кузнецова 2018: 223, 238]). Стоит обратить внимание также на то, куда первоначально дьячок закопал останки павшей коровы – в яму для картошки в подполе; в ряде локальных традиций (например, Ветковском районе Гомельской области) это место считается местом обитания домового, см. [НДП 2019: 65].
Следственные материалы и этнографическое описание позволяют судить, что для «конструирования» полтергейста устроителями в расчет брались традиционные представления о домовом, ходячем покойнике, кикиморе, «икоте», характерные в том числе для русско-белорусского пограничья12.
Показательно также, что демонологический персонаж становился неким «козырем» в контексте социокультурных отношений13. С помощью полтергейста в своих домах крестьяне явно рассчитывали привлечь к себе внимание соседей14. Неизвестно, какие выгоды сулил его участникам сговор членов семьи крестьянина Егора Иванова помимо того, что «таковая молва простерлась даже и до жителей города Юхнова». На сеансы же «стукалки» «стали прихадить целыи толпы» и семейство дьячка с. Волочек «пыдработала… разных припасаф» (кроме того, жена дьячка намекала окружающим, что стук у них в доме может быть знаком того, что под печкой находится клад15).
Мистификации, представленные участниками событий 1816 и 1927 гг., были разоблачены. В первом случае – авторитетной комиссией священнослужителей, которая, согласно «репорту» протоиерея Лелюхина, однозначно определила все произошедшее в д. Горбачи как «ложную молву»16; епископ Иоасаф в письме к губернатору подчеркнул, что этот «выдуманный прописанными крестьянами вышеозначенный поступокъ служитъ не точiю къ нарушенiю всеобщаго покоя и тишины, но даже и ко всеобщему вреду»17. Во втором случае порядок навели представители власти – милиционеры, «но ни фсе паверили, што эта – абман» [Архангельский 1930: 12], т. е. часть зрителей восприняли действия «стукалки» как явление, имеющее право на существование, как реальную встречу со сверхъестественным событием. Более того, для разоблачителей «стукалки» это событие не прошло даром: «Да, но толька, брат, и этим храбрым милицанерам-бязбожникам тожа патом дысталась, ды толька ф другом мести» [Архангельский 1930: 12].
Это замечание очевидца о дальнейшей судьбе милиционеров оказывается значимым, поскольку рассказ о разоблачении «стукалки» может быть рассмотрен в связи с кругом сюжетов о человеке, ставшем свидетелем разговора «святых», «богов» и пр., бытовавших в Псковской, Смоленской и других областях, а также на территории Украины и Белоруссии в 1920–1930-х гг., см. [УПФ: 52–54, 55–56, 59; Белова 2013: 38–39; Белова 2018: 62–63; Бутов 2018: 56]18.
В материалах экспедиции В.М. Архангельского есть рассказ «О том, как храбрый милиционер за печку поставлен на 7 лет в деревне Тарасовке». Жители деревни стали замечать, что в заброшенном после смерти хозяев доме по ночам кто-то стал зажигать огонь, но никого в доме обнаружить не удалось. Опасаясь бандитов, обратились в милицию и получили ответ: «Эта мы жыва раскроим, мы в Валачке нашли, кто стучал там, и здесь найдем, хто агонь зажигаит». Несколько милиционеров пошли к пустому дому, «адин, што у Стукылки стрялял, пашол вавнутрь хаты», сказав товарищам, что спрячется за печкой и в случае чего позовет на помощь. Ночью отворилась дверь, вошли мужчина и женщина, зажгли лампадку и долго молились, потом сели и стали тихо разговаривать «неизвестна пра што» и печально вздыхать. А собираясь уходить, громко сказали: «А што-ш мы будим делыть с эфтим челавекам, каторай за печкой стоит?! <…> Рази убить яво нам? <…> Зачем убивать? Рас на печку залес, и пусть яво там сем лет стаит!» – и ушли. Милиционеры снаружи никого не видели, зашли в дом и стали расспрашивать, что произошло. Стоявший за печкой милиционер сказал, что он не смог арестовать ночных посетителей, потому что «пыставлин я сюда на сем лет». Пытались вытащить его из-за печи, разобрать печь и дом – ничего не получилось: «Так и по сю пору стаит тот милицанер ф тый избе» [Архангельский 1930: 13–14].
Содержание печальной беседы остается тайной, но в данном рассказе более интересно то, что стрелявший в «стукалку» милиционер заключен в том же пространстве (за печью), откуда он ранее как бы выгнал «нечистого духа». Таким образом, получается, что «храброго милиционера-безбожника» наказывают некие иномирные персонажи за неосмотрительное соприкосновение со сферой потустороннего, и неважно – демонического или сакрального.
Рассмотренные два свидетельства из Смоленской губернии говорят о том, что явления полтергейста проявлялись довольно однотипно (движение предметов, стук, шум могли сопровождаться речевой или звуковой коммуникацией) и вызывали интерес и доверие общества, что и давало почву для мистификаций и возможность эксплуатировать бытовавшие в крестьянской среде суеверия.
Опосредованная связь сюжета с разоблачением «стукалки» с сюжетами о наказании «безбожников» свидетельствует о том, что разные пласты народной прозы могут быть связаны сквозными мотивами – в нашем случае это наказание за любое несанкционированное проникновение в мир сверхъестественного.
Примечания
1. Дело хранится в Государственном архиве Смоленской области в фонде 1 (Канцелярия смоленского губернатора).
2. Текст приводится с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.
3. Похожее дело было расследовано в 1828–1829 гг. в Переславле-Залесском: отставной матрос Лука Синявин и члены его семьи подозревались в причастности к буйству «нечистого духа» в сторожке при музее ботика Петра Первого в с. Веськово [Кузнецова 2019: 285–329].
4. Ср. серию «испытаний» с участием крестьян, старосты и местного канцеляриста, проведенных следствием для разоблачения действий «нечистого духа» в деле Луки Синявина [Кузнецова 2019: 289–290].
5. ВИК – волостной исполнительный комитет, высший орган государственной власти на территории волости в 1920-е гг.
6. Ср. буйное поведение «нечистого духа» из дела Луки Синявина: «…и с тех пор слышны были: крик, свист, пляска, смеяние, биение в ладоши <…> напоследок являлись разныя буйства поругание, и удары, наносящия от бросания горшков, досток и других вещей…» [Кузнецова 2019: 293].
7. Ср. «странный и хриповатый голос», которым поет «срамные песни» «нечистый дух» из следственного дела Луки Синявина [Кузнецова 2019: 293, 302].
8. См. в «Указателе сюжетов и мотивов быличек и поверий об икоте», составленном О.Б. Христофоровой: Г.III.1. Мужскоеимя [Христофорова 2013: 284; Христофорова 2016: 382] и Г.V.3.а. [икота] называет свое имя [Христофорова 2013: 285; Христофорова 2016: 383].
9. См. мотив Г.V.3.б. [икота] называет имя наславшего / «посадившего» ее колдуна [Христофорова 2013: 285; Христофорова 2016: 383].
10. «Ругательные слова» произносит и «нечистый дух» из дела Луки Синявина [Кузнецова 2019: 302].
11. См. мотив Г.V.2. Ругается (в том числе матом) [Христофорова 2013: 285; Христофорова 2016: 383].
12. Современный полевой материал, вводимый в научный оборот, свидетельствует о том, что сюжеты, условно классифицируемые как действия полтергейста, составляют значительный пласт фольклорной мифологической прозы, разрабатывающей традиционные мотивы, связанные с народными представлениями о домовых, чертях, чернокнижниках, колдунах; см. из недавних публикаций [Бутов, Гайдучик, Алексинский 2017: 55–57].
13. Ср. материалы следственного дела 21-летней вятской крестьянки Акилины Разницыной (1798 г.), по мнению следствия, выдававшей себя за кикимору с выгодой для себя, а также для того, чтобы решить в свою пользу семейный конфликт [Кузнецова 2018: 238, 241]; в деле отставного матроса Луки Синявина он подозревался в том, что имитацией сверхъестественных явлений в ночное время пугал крестьян, чтобы в дальнейшем получить от них деньги [Кузнецова 2019: 320].
14. Ср. в деле Акилины Разницыной: крестьяне платили «кикиморе» за «гадание» о пропавших деньгах хлебом, маслом, яйцами, медом, деньгами [Кузнецова 2018: 228].
15. О разных признаках местонахождения кладов см. [Левкиевская 1999б].
16. Точно так же – как обман и мошенничество – трактовали представители власти действия вятской Акилины-«кикиморы» в деле 1798 г. [Кузнецова 2018: 241–242].
17. Ср. в переславском деле Луки Синявина (1828 г.): земский исправник оценил слухи о нечистой силе в сторожке при ботике Петра Первого как «несовместные событию», «предосудительные» и отнес их к «народной молве», а действия подозреваемого Синявина – как «неблагонамереные» [Кузнецова 2019: 288, 319].
18. Суть сюжета – наказание сакрализованными персонажами («боги», «святые», «монахи», «чудотворцы», «старики», «деды») безбожников («коммунисты», «комсомольцы», «коммунист с бомбами»). «Святые», собравшись в хате у вдовы, рассуждают о том, какую судьбу послать людям, вступающим в колхозы (урожай/неурожай, болезни), и показательно карают подслушивающих их представителей новой власти (человек уходит по шею или по пояс в землю, ему скрючивает руки, его не могут откопать из-под земли, так как из земли сочится кровь, покушавшиеся на святых комсомольцы окаменевают и т. п.). Наиболее близким к рассматриваемому далее сюжету является сюжет «о коммунисте, сидящем в печке», см. [Бутов 2018: 56].
Сокращения
ГАСО – Государственный архив Смоленской области
Литература
Архангельский 1930 – Архангельский В.М. Из материалов летней экспедиции 1927 года по Дорогобужскому уезду бывшей Смоленской губернии. Ч. 1. Смоленск, 1930.
Белова 2013 – Белова О.В. «Вдруг на горизонте показались два человека: это были Маркс и Энгельс…»: образы вождей в фольклоре 1920–1930-х гг. // Мифологические модели и ритуальное поведение в советском и постсоветском пространстве / Сост. А.С. Архипова. М., 2013.
Белова 2018 – Белова О.В. «В остальных сельсоветах чудес за отчетный период не происходило» // Живая старина. 2018. № 3.
Бутов 2018 – Бутов И.С. Ареал чудес: волны обновлений икон в XIX – первой половине XX в. Минск, 2018.
Бутов, Гайдучик, Алексинский 2017 – Бутов И.С., Гайдучик В.Н., Алексинский В.С. Рассказы о сверхъестественном в современных записях белорусского фольклора // Живая старина. 2017. № 2.
Кузнецова 2018 – Кузнецова Е.А. Дело о кикиморе вятской: демонологический персонаж и социальный контекст // In Umbra: Демонология как семиотическая система: Альманах / Отв. ред. и сост. Д.И. Антонов, О.Б. Христофорова. Вып. 7. М., 2018.
Кузнецова 2019 – Кузнецова Е.А. «Злой дух» в следственном процессе: переславское дело о Луке Синявине // In Umbra: Демонология как семиотическая система. Альманах / Отв. ред. и сост. Д.И. Антонов, О.Б. Христофорова. Вып. 8. М., 2019.
Левкиевская 1999а – Левкиевская Е.Е. Кикимора // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. М., 1999.
Левкиевская 1999б – Левкиевская Е.Е. Клад // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. М., 1999.
Левкиевская 1999в – Левкиевская Е.Е. Кликушество // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. М., 1999.
Никитина 1996 – Никитина С.Е. Икота // Живая старина. 1996. № 1.
НДП 2012 – Народная демонология Полесья: публикации текстов в записях 80–90-х годов XX века / Сост. Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская. Т. 2: Демонологизация умерших людей. М., 2012.
НДП 2019 – Народная демонология Полесья: публикации текстов в записях 80–90-х годов XX века / Сост. Л.Н. Виноградова, Е.Е. Левкиевская. Т. 4: Духи домашнего и природного пространства. Нелокализованные духи. М., 2019.
Санникова 1995 – Санникова О.В. Брань // Славянские древности: Этнолингвистический словарь / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 1. М., 1995.
УПФ – Український полiтичний фольклор / Упоряд., передмова, комент. Є. М. Пащенка. Київ, 2008.
Христофорова 2013 – Христофорова О.Б. Икота: мифологический персонаж в локальной традиции. М., 2013.
Христофорова 2016 – Христофорова О.Б. Одержимость в русской деревне. М., 2016.
Благодарю О.Б. Христофорову (ЦТСФ РГГУ) за ценные консультации при подготовке статьи.
Об авторе: Белова Ольга Владиславовна – доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН (Москва).
Опубликовано: Белова О. В. «Дело… о поселившемся будто бы… в доме нечистом духе» (1816 г.) и подобные ему казусы: опыт эксплуатации суеверий // In Umbra: демонология как семиотическая система: альманах. Вып. 9. М., 2020. С. 201–212. Полный текст статьи в pdf доступен на сайте Academia.edu. Печатается с разрешения автора и редакции журнала.
1
