Крест или человек? К вопросу о семантике знаков на деревенских надгробиях XV–XIX вв. на территории Беларуси

Каменные кресты и надгробия, особенно с высеченными на них знаками, порой незнакомые и непонятные современному человеку, давно привлекают внимание исследователей и до сих пор остаются предметом дискуссий в профессиональной и любительской среде. Символика на сельских надгробиях отличается разнообразием и вариативностью отдельных мотивов. Неоднозначность значения большинства изображений порождает множество теорий, зачастую фантастических и невероятных. Однако, если подобное явление в отношении вышедших из употребления символов еще можно понять и объяснить, то появление интерпретаций изображений христианского креста и надписей на кириллице вызывает удивление. Например, в средствах массовой информации со ссылками на краеведов распространялась информация, впоследствии подхваченная многочисленными порталами, что на кладбище недалеко от деревни Майск Белыничского района есть памятники с рунами. Но даже беглый осмотр каменных крестов показывает явную ошибочность теории рунических знаков. Надписи на надгробиях полностью кириллические, неплохо сохранившиеся, что позволяет их прочитать. Знаки представляют собой различные вариации изображений креста. Как справедливо указывает историк Д. Лисейчиков, «большинство камней с «непонятными» надписями как раз являются надгробиями XVI–XVIII веков и, возможно, более раннего периода. Подача заявки на экспертизу в компетентные учреждения позволит в будущем избежать подобных мифов» [8: 115].

В то же время разнообразие изображений креста, а также символические антропоморфные изображения (рис. 1, 7, 9) также вызывают определенные проблемы в интерпретациях и их восприятии. Можно встретить отдельные дискуссии о том, что именно высечено на надгробии: крест или человек? Этот вопрос тесно связан с другой проблемой – соотношения язычества и христианства в белорусской традиционной культуре. В этой публикации мы попытаемся рассмотреть суть ранее изложенного вопроса об одном из типов знаков на надгробиях.

Рис. 1. Изображение на фрагменте каменного креста из д. Лутище Лепельского района. Фото В. Тухто, 2019 г.

 

Вообще, семантика символики на сельских надгробиях Беларуси неразрывно связана с погребальным обрядом, а также с комплексом религиозных и мифологических идей, сопровождавших жизнь человека и общества на определенной стадии развития. Изменения в мировоззрении, вызванные внутренним развитием и внешними воздействиями наряду с социально-экономическими факторами, повлияли на использование разнообразных знаков на надгробиях.

Прежде чем рассматривать происхождение и значение символики, необходимо определить, когда надгробия и знаки на них появляются вообще. Обзор литературы позволяет сделать вывод, что индивидуальные каменные надгробия с высеченными символами на территории Беларуси массово распространяются с XV–XVI веков [13: 64]. На данный момент самыми старыми индивидуальными надгробиями, из тех, что сохранились и были атрибутированы, можно считать памятники на кладбище возле д. Горовец Борисовского района (рис. 2), которые датируют еще XIII–XIV веками [11: 348]. Несмотря на то, что эти памятники относятся к более раннему периоду, массовое распространение индивидуальных надгробий соответствует XV–XVI векам, о чем свидетельствуют археологические материалы [5: 126–128]. Археолог В. Черевко в обзоре каменных надгробий Подвинья отмечает, что «в большинстве случаев отдельные крупные валуны, каменные кресты, вымостки, обкладки и их комбинации отмечают захоронения позднего Средневековья – раннего Нового времени» [19: 122].

Рис. 2. Знаки на надгробиях возле д. Горовец Борисовского района [10: 61, рис. 4].

 

По мнению российских исследователей А. Потравнова и Т. Хмельник, надгробия в виде каменных крестов распространяются в Беларуси с XV века [12: 219], хотя в белорусских археологических публикациях упоминаются каменные кресты, которые могут быть достоверно датированы XVI веком. Так, крест около д. Вендорож Могилевского р-на датируется 1598 годом [5: 128]. В. Черевко подчеркивает, что каменные кресты-надгробия появились на территории Белорусского Подвинья не позднее XVI века [20: 236]. М. Романюк также отметил, что каменные кресты на белорусских землях распространяются в конце XVI в. [13: 64].

Почему же именно XV–XVI вв. становятся периодом, когда появляются индивидуальные надгробия? Это вовсе не случайное явление, в его основе лежали радикальные перемены в восприятии человеком самого себя и окружающего мира. Дело в том, что в этот период под влиянием идей Ренессанса (которые в это же время активно распространяются в ВКЛ), происходит так называемый антропоцентрический поворот: человек и его личность отчетливо выделяются и постепенно становятся центром внимания. Также не случайно, что в ВКЛ в этот период возрос интерес к астрологии. Астрология направлена на конкретного человека и рассматривает его личную судьбу, что соответствует гуманистическим и антропоцентрическим принципам идеологии эпохи Возрождения [14: 65, 68].

Наряду с появлением индивидуальных надгробий также происходят изменения в характере поминальных записей. Если в XII–XIV веках записи содержат дату и день памяти святого, таким образом связывая факт смерти с днем святого с целью поминания, то с XV века в надписях начинает появляться год. По мнению И. Калечиц, «это более светское мировоззрение в человеческой жизни, своего рода антропоцентризм. Человек становится более значимым во времени и пространстве» [7: 123]. Соответственно, изменения в погребальном и поминальном обрядах, которые проявились в использовании индивидуальных надгробий, это явления того же порядка. Вместе с индивидуальными надгробиями возникает и традиция использования знаков на них. Как видно, это относительно позднее явление, и поэтому возникает мнение, что символы на старых деревенских надгробиях принадлежат христианскому культу и не имеют генетической связи с языческим мировоззрением. Между тем, XV–XVII века были тем временем, когда в ВКЛ, и, в частности, на территории Беларуси, сохранилась не только память о недавнем языческом прошлом, но и продолжали существовать в крестьянской среде древние обряды, обычаи, колдовские и знахарские практики, мифологические представления и вера в богов и духов. Об этом свидетельствуют как синхронные письменные источники, так и археологические материалы. Некоторые исследователи из Беларуси и Литвы даже высказали мнение о своеобразном возвращении и всплесках язычества в рассматриваемый период, что могло быть определенным проявлением протеста во время активной религиозно-конфессиональной борьбы, политических кризисов, голода, эпидемий и продолжительных военных действий [4: 77–78; 17; 2: 148; 9: 90–91].

В целом, как отмечает И. Саверченко, «ренессансная культура Великого Княжества Литовского – результат глубокого и многоуровневого сочетания традиционных языческих мифологических ценностей с античным (греческим и римским), староеврейским и средневековым христианским духовным достоянием» [3: 627]. Учитывая эти обстоятельства, дохристианский мифологический контекст использования крестьянами символики на надгробиях не кажется чем-то невероятным. Однако, если различные астральные и солярные символы на надгробиях еще позволяют связать их с мифологическим восприятием мира, ситуация с различными крестообразными знаками не так проста. Происхождение и семантика неканонических крестообразных изображений не всегда предельно ясна: либо это христианские кресты как символы религиозной принадлежности, либо стилизованные образы человека, или что-то совершенно иное?

Прежде всего отметим, что эта проблема основана на графическом сходстве креста и фигуры человека, которая в символическом искусстве часто отображается через крестообразную форму. Например, антропоморфная фигура на фрагменте неолитической керамики, найденная около д. Юровичи Калинковичского района (рис. 3) в своей основе имеет крестообразные очертания, близкие к форме креста – «Голгофы». В то же время очевидным является факт, что христианская символика не могла повлиять на искусство каменного века, потому что она еще просто не существовала.

Рис. 3. Антропоморфная фигура на керамике из д. Юровичи Калинковичского района [21; 7, рис. 4.1].

 

Крест типа «Голгофа» является основной формой, которая имеет наибольшее сходство с фигурой человека (столб – туловище, перекладина – руки, основание – ноги). Этот тип креста и его вариации чаще всего воспринимаются людьми как образ человека. В то же время следует отметить, что деревенские мастера сознательно придавали «Голгофе» антропоморфные черты, отходя от канонического образа. Это можно проследить на многих старых надгробиях, в том числе на уже упоминавшихся памятниках из д. Горовец Борисовского района. Между тем, следует также подчеркнуть, что средневековые мастера, если они хотели изобразить канонический знак Голгофы, делали это точно и безошибочно, о чем свидетельствуют Борисовы камни и Рогволодов камень XII века, а также ряд деревенских надгробий XVI–XIX веков. Косвенно это говорит о сознательном приближении креста к очертаниям человека и, наоборот, фигуры человека к кресту. Неудивительно, что сегодня у нас возникают разногласия по поводу смысла таких знаков. Например, изображение на остатках каменного креста на старом кладбище возле д. Заозерье Белыничского района обычно считают загадочным «человечком» в краеведческой литературе и онлайн-дискуссиях, хотя исследователи видят в нем стилизованное изображение Голгофского креста [6: 118–119]. Между тем, нельзя не отметить четкие антропоморфные очертания этого символа. Кроме того, ряд элементов данного знака также отличают его от креста. В результате невозможно однозначно сказать, какой образ является авторским и первичным, а какой относится к вторичному восприятию.

Похоже, что для сознания человека XV–XVIII веков (а возможно, и более раннего периода) такой проблемы не существовало, и разные символические образы для него имели если не одинаковое, то очень близкое значение. Мы знаем примеры, пусть и не так много, когда на надгробиях было высечено четкое изображение человека с крестообразной фигурой (д. Двор-Торонковичи, Лепельский район (рис. 4), д. Липск, Докшицкий район), которая также могла восприниматься как образ христианского распятия.

Рис. 4. Памятник возле д. Двор-Торонковичи Лепельского района. Фото П. Кенько, 2005 г.

 

Существует еще один аспект, важный для понимания значения крестообразных знаков на сельских надгробиях в Беларуси, которому исследователи до сих пор уделяли мало внимания. Кратко эту тему затронул автор этих строк при рассмотрении семантики знака в виде оси с полусферой [15: 43–44], а также Д. Лисейчиков [8], А. Потравнов и Т. Хмельник [12: 192–195]. Речь идет о знаках рода и собственности. Некоторые из них имеют графическое сходство с крестом, но им не являются. На территории Беларуси подобные знаки были обнаружены археологами на кирпичах Старого замка в Гродно [1: 105, рис. 106а].

Знаки собственности, известные в Германии как «марки», использовались населением Южной Балтики до двадцатого века. Белорусские бортные знамена относятся к аналогичной традиции. Марки имеют различные формы, среди которых есть также крестообразные фигуры [23: 274, 277, 279]. У каждой семьи была своя марка, унаследованная с добавлением определенного нового элемента. Кстати, такая же картина наблюдается в Беларуси на изображениях родовых знаков (рис. 5). Марки в Германии использовались также и на надгробиях, причем существует закономерность: простой камень с маркой отражает архаическую традицию, марка с датой, или с датой и именем обозначает надгробия XVIII–XIX веков. [23: 283]. Хотя марки и использовались на надгробиях, они все же являются символами рода, собственности, а не особыми надгробными (или, в более широком смысле, религиозными/мифологическими) знаками; в погребениях они обозначают могилу конкретного человека, поэтому форма не повторяется. Марки на одном и том же кладбище могут быть похожими, но не одинаковыми, и каждый вид марки имеет ограниченное локальное распространение. Все это указывает на то, что символы на надгробиях использовались для персонализации погребения, что соответствует общей тенденции погребальной традиции в XV–XVI веках.

Рис. 5. Знаки рода и собственности панцирных бояр Полоцкого воеводства [18].

 

Знаки рода и собственности также могли вырезаться на надгробиях крестьян в Беларуси, чтобы сохранить память о конкретном человеке и месте его захоронения. Это объясняет, почему знаки на одном и том же кладбище могут иметь сходства, но иметь разные детали и не быть одинаковыми. Такая индивидуальность исключается в случае использования религиозно-конфессиональных символов, которые носят унифицированный характер.

Рассматривая надгробия с кириллическими надписями второй половины XVI – начала XVII веков, Д. Лисейчиков отметил, что в формуляре составления надписей на них можно выделить несколько элементов, наличие которых зависело от финансовых возможностей заказчика и его места в социальной структуре общества. Большее количество элементов, присутствующих на надгробии, указывает на большую значимость (состоятельность) личности [8: 109]. В списке приведенных элементов исследователь выделил изображение родового герба (клейно, клейновый герб). На примере памятников на старом кладбище в д. Мальковичи Ганцевичского района можно увидеть похожие клейновые знаки-гербы [8: 109, рис. 4], а также кресты, имеющие антропоморфные очертания [8: 111, рис. 3, 5]. Знаки, которые можно отнести к личным или семейным, были обнаружены автором на двух надгробиях XVII века в д. Упиревичи Борисовского района (рис. 6). Наличие только одного знака на древних каменных памятниках без дополнительных надписей может указывать на принадлежность захороненных к простым, небогатым людям, а использование символов рода и собственности является экономным способом идентификации человека без дополнительных затрат на вырезание надписи с именем и другой личной информацией.

Рис. 6. Знак на надгробии 1630 года из д. Упиревичи Борисовского района. Фото автора, 2009 г.

 

А. Потравнов и Т. Хмельник утверждают, что каменные кресты с личными (родовыми) символами почти все были найдены на территории, ранее входившей в состав ВКЛ: в Беларуси, южных районах Псковской области, западных районах Тверской и Смоленской областей. В то же время в других землях (Псковской, Новгородской и в землях Великого княжества Московского) существовала другая традиция: вместо личных знаков вырезались личные имена тех, в чью память установлен крест [12: 195]. Как видно, неслучайно на деревенских кладбищах Беларуси встречаются различные геометрические символы. Рассматривая старую частную геральдику в Беларуси, А. Титов отметил, что геральдическое и эмблемное наследие делится на две основные группы, среди которых есть антропоморфные изображения, а также стрелы, мечи, кресты [18]. Очевидно, что такие знаки рода на надгробиях в некоторой степени напоминают христианские символы, но при этом ими не являются.

Использование знаков семьи и собственности на надгробиях белорусскими крестьянами также подтверждается тем фактом, что эти знаки использовались крестьянами вместо подписей в служебных документах XVII–XVIII веков для подтверждения своей личности. Соответственно, каждый знак обозначал конкретного человека. Это очень важный момент, который также относится и к погребальной традиции. Эти знаки, их содержание и смысл были понятными в традиционной белорусской культуре; современники не могли их ни с чем спутать, иначе их невозможно было бы использовать в официальной государственной сфере. К сожалению, этот важный аспект белорусской традиционной культуры был фактически оставлен исследователями без внимания, как в ХІХ–ХХ веках, когда еще существовала живая традиция использования бортных знамен, так и в наши дни, когда зафиксировать даже остатки воспоминаний об этом явлении кажется маловероятным. Мы можем рассчитывать на письменные исторические источники и археологические находки, работа с которыми могла бы пролить некоторый свет на использование знаков рода и собственности в Беларуси.

Рис. 7. Изображение креста с антропоморфными чертами из д. Большое Стахово Борисовского района. Фото автора, 2008 г.

 

С вопросом о взаимосвязи антропоморфных знаков и христианской символики связана также проблема восприятия каменных крестов и культовой языческой скульптуры (крестообразных идолов). Ведутся отдельные споры о том, являются ли антропоморфные крестообразные памятники, как и отдельные каменные кресты, языческими идолами (возможно, переделанными), или это первоначально была своеобразная неканоническая форма креста.

Аргументы в пользу того, что такие памятники являются крестами: форма креста; антропоморфные черты – художественное средство передачи распятия; нетипичная форма для языческой культовой скульптуры нашего региона, которая имеет преимущественно вид столба.

Основные аргументы сторонников версии об идолах: четкая антропоморфная форма, иногда с лицом, выделяющимся на фоне сотен других обычных каменных крестов; традиция народного почитания отдельных подобных памятников и их интеграция в календарно-обрядовые практики, практика пожертвований им; не являются надгробиями или же оказались на кладбище после переноса.

По нашему мнению, антропоморфные крестообразные памятники, известные в Беларуси (например, из д. Бутьки Пружанского района, д. Долгиново Вилейского района (рис. 8), д. Грабовцы Жабинковского района), по своему первоначальному назначению являются идолами. Вероятно, речь может идти об отдельном типе языческой культовой скульптуры – крестообразных идолах. Как отмечалось ранее, этот способ изображения человека известен в изобразительном искусстве дохристианского периода, а сама форма довольно проста и технологически удобна для каменного антропоморфного изображения.

Рис. 8. Идол из д. Долгиново Вилейского района. Фото автора, 2018 г.

 

Сравнение с аналогами является необходимым элементом в изучении таких памятников, но пока мы не можем сказать, что все известные идолы в регионе имеют только форму столба или отдельной головы, как утверждают некоторые авторы [12: 317]. Если период двоеверия и взаимного влияния христианства и язычества признан фактом, то почему не могло быть так, что примерно в X–XIII века под влиянием новой веры возникает и новый тип антропоморфных крестообразных идолов? Тем более что культовая скульптура в то время была нехарактерна для православия. В православной традиции, в отличие от католицизма, скульптура не получила широкого распространения, так как воспринималась как проявление язычества (идолы). Вместо объемной пластики предпочтение отдавалось иконографии, фрескам и плоской резьбе. Богослов и историк церкви Филипп Шафф подчеркивал, что Восточная церковь использует только цветные изображения на плоской поверхности, а также мозаику, в то время как скульптуры и статуи исключены из разрешенных объектов поклонения. Римская церковь не устанавливает таких ограничений [22: 281]. По этой причине появление христианского креста в виде объемной антропоморфной фигуры кажется маловероятным. Деревенские мастера не могли увидеть примеры таких скульптур в церкви, чтобы позднее их позаимствовать, потому что таких просто не было (по крайней мере, на данный момент они неизвестны). Самые старые образцы христианской скульптуры в Беларуси, известные сегодня, датируются концом XIV века; их распространение было связано с распространением католицизма на белорусских землях. В то же время находки крестообразных идолов были сделаны за пределами областей первых католических храмов в Беларуси, и стиль этой скульптуры не имеет параллелей с деревянной готической католической скульптурой, поэтому он не мог быть источником для заимствования. Таким образом, ясно, что это отдельные культурные явления. Здесь также следует еще раз напомнить, что каменные кресты на белорусских землях надежно фиксируются с XVI века, а в этот и последующие периоды мы не находим аналогов известным крестообразным идолам, что также свидетельствует об их более древнем происхождении.

Языческий изобразительный канон едва ли был единым и неизменным. Он мог изменяться во времени и пространстве. Различные формы идолов могут также указывать на различные культовые и этнокультурные особенности. Некоторые идолы могли быть изначально созданы именно крестообразными, а затем подвергаться дальнейшей обработке для усиления контуров креста. Соответственно, такие памятники могут быть примером переплетения традиций и свидетельством адаптации язычества к новым условиям, средством обхода запрета поклонения идолам. Это может быть проявлением отдельной местной традиции и свидетельством процесса христианизации населения. Исследователи при анализе памятников захоронения вблизи д. Горовец Борисовского района, содержащих кресты с антропоморфными элементами, отметили, что возникновение нового обряда может быть связано с «влиянием христианской традиции на погребальные обычаи коллектива, который оставил некрополь в Горовце» [11: 354]. Из этого можно сделать вывод, что появление знаков в виде антропоморфных крестов на каменных надгробиях является результатом осмысления христианской традиции в народной культуре.

Эта дискуссия – отдельная тема, но она напрямую связана с той же спецификой народного мировоззрения, что и в случае с крестообразной символикой на надгробиях. Почитание каменных крестов сельскими жителями и их восприятие как антропоморфного изображения может быть результатом вторичной мифологизации и изменения первоначальной функции памятников, без генетической связи с языческими идолами и дохристианской традицией почитания. Получается парадоксальная ситуация, когда изображения человека воспринимаются как кресты, и, наоборот, крест приобретает антропоморфные качества. Как видно, это восприятие сохраняется со Средневековья до наших дней.

Рис. 9. Антропоморфные знаки на камне из д. Поплавцы Берестовицкого района. Фото П. Кенько, 2007 г.

 

Если суммировать все, что было сказано выше, мы можем выделить следующие основные идеи:

1) Распространение традиции каменных надгробий и, соответственно, изображение на них знаков свидетельствуют об изменениях в сознании общества в XV–XVI веках под влиянием ренессансных идей (антропоцентрический поворот). Надгробия вместе с символикой являются признаками и средствами индивидуализации и персонализации захоронений;

2) Надгробная символика деревенских погребений сочетает в себе христианские канонические знаки и их вариации с дохристианскими мифологическими изобразительными сюжетами. Происходит взаимное влияние и сочетание традиций;

3) Христианская символика трансформируется под влиянием народной мифологизации, в результате чего приобретает антропоморфные черты, которые придают кресту сходство со схематичными изображениями человека. В свою очередь стилизованные изображения человека на надгробиях воспринимаются как распятие. Таким образом, различные знаки становились если не идентичными, то очень близкими по значению, и, следовательно, являются взаимозаменяемыми;

4) Символические изображения человеческой фигуры на надгробиях, а также антропоморфных крестов и других антропоморфных знаков (знаков рода и собственности) являются средством отражения личности и ее индивидуальности, сохранения памяти о конкретном человеке. Со временем эта традиция трансформировалась и в своем развитии прошла путь от схематических знаков к портретам и фотографиям на надгробиях.

Литература

1. Воронин, Н. Н. Древнее Гродно (по материалам археологических раскопок 1932–1949 гг.) / Н. Н. Воронин. – М.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1954. – 237 с.

2. Гісторыя філасофскай і грамадска-палітычнай думкі Беларусі. У 6 т. / В. Б. Евароўскі [і інш.]; рэд. кал.: В. Б. Евароўскі [і інш.]; Нац. акад. навук Беларусі, Ін-т філасофіі. – Мінск: Беларус. навука, 2008. – Т. 1. Эпоха Сярэднявечча. – 575 с.

3. Гісторыя філасофскай і грамадска-палітычнай думкі Беларусі. У 6 т. / С. І. Санько [і інш.]; Нац. акад. навук Беларусі, Ін-т філасофіі. – Мінск: Беларус. навука, 2010. – Т. 2. Протарэнесанс і Адраджэнне. – 840 с.

4. Дучыц, Л. Познесярэдневяковыя курганы Беларусі / Л. Дучыц // Гістарычна-археалагічны зборнік. – 1997. – № 12. – С. 77–79.

5. Дучыц, Л. Вясковыя могільнікі. Агульная характарыстыка. Тыпалогія пахаванняў / Л. Дучыц // Археалогія Беларусі. У 4 т. / В. М. Ляўко [і інш.]; пад рэд. В. М. Ляўко [і інш.]. – Мінск: Беларуская навука, 2001. – Т. 4. Помнікі XIV–XVIII стст. – С. 124–129.

6. Жижиян, С. Ф. «Заозерский Стоунхендж»: от мистификации к научным исследованиям / С. Ф. Жижиян, А. Б. Супиталев // Таинственная Беларусь IV: материалы конференции (г. Минск, 3 февраля 2018 года). – Минск: Регистр, 2018. – С. 113–123.

7. Калечыц, І. Л. Эпіграфіка Беларусі X–XIV стст. / І. Л. Калечыц. – Мінск: Беларуская навука, 2011. – 269 с.

8. Лісейчыкаў, Д. В. Надмагільныя камяні з “рускімі” надпісамі XVI–XVII стст. каля в. Малькавічы Ганцавіцкага раёна / Д. В. Лісейчыкаў // Архіварыус: зб. навук. паведамл. і арт. – Мiнск, 2015. – Вып. 13. – С. 101–118.

9. Лобач, У. Чараўніцтва на Беларусі на тле сярэднявечных судовых працэсаў / У. Лобач // Kryuja. – 1998. – № 1. – С. 87–99.

10. Плавінскі, М. Раскопкі сярэднявечнага могільніка Гаравец Барысаўскага раёна ў 1986 г. / М. Плавінскі, А. Плавінскі // Гісторыя Друцка-Бярэзінскага краю: матэрыялы Першых грамадскіх навукова-краязнаўчых чытанняў, Мінск – Крупкі – Магілёў, 28 сакавіка – 20 чэрвеня 2015 г. – Мінск: Медысонт, 2015. – С. 57–64.

11. Плавінскі, М. А. Сярэднявечны могільнік Гаравец у вярхоўях Бярэзіны / М. А. Плавінскі // Культурний шар. Статті на пошану Гліба Юрійовича Івакіна. – Київ: Лаурус, 2017. – С. 337–357.

12. Потравнов, А. Л. Безмолвные стражи прошлого. Монументальные каменные кресты / А. Л. Потравнов, Т. Ю. Хмельник. – М.: Вече, 2018. – 368 с.

13. Раманюк, М. Ф. Беларускія народныя крыжы = Belarusian folk crosses: манаграфія / М. Ф. Раманюк. – Вільнюс: Наша Ніва – Д. Раманюк, 2000. – 221 с.

14. Скварчэўскі, Д. В. Астраномія і Рэнесанс у Вялікім Княстве Літоўскім. Спадчына Францыска Скарыны / Д. В. Скварчэўскі // Матэрыялы XІI Міжнародных кнігазнаўчых чытанняў «Кніжная культура Беларусі: погляд праз стагоддзі», Мінск, 7–8 красавіка 2016 г. – Мінск, 2016. – С. 65–69.

15. Скварчэўскі, Д. Камяні з выявай знака ў выглядзе восі з паўсферай: да праблемы паходжання, арэала, класіфікацыі і датавання / Д. Скварчэўскі // Беларускі фальклор. Матэрыялы і даследаванні. – 2017. – Вып. 4. – С. 40–54.

16. Скоробогатов, А. Каменная тайна [Электронный ресурс] / А. Скоробогатов // Магілёўскія ведамасці. – Режим доступа: http://www.mogved.by/interesno-znat/301. – Дата доступа: 14.02.2020.

17. Уртанс, Ю. В. Два вида культовых камней с выемками в Латвии / Ю. В. Уртанс // Археология и история Пскова и Псковской земли. 1992. Материалы семинара [Заседания 34, 35]. – Псков, 1992. – С. 37–38.

18. Цітоў, А. Беларуская прыватная геральдыка / А. Цітоў // Спадчына. – 1995. – № 3. – С. 18–26.

19. Чараўко, В. У. Каменныя надмагіллі Беларускага Падзвіння ХIV–ХVIII стст. / В. У. Чараўко // Актуальные проблемы архитектуры Белорусского Подвинья и сопредельных регионов: сб. науч. работ Междунар. науч.-практ. конф. к 50-летию Полоц. гос. ун-та, Новополоцк, 18–19 окт. 2018 г. – Новополоцк: Полоц. гос. ун-т, 2018. – С. 122–131.

20. Черевко, В. В. Погребальный обряд памятников с каменными намогильными конструкциями Белорусского Подвинья XIV–XVIII веков / В. В. Черевко // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Материалы XXXIII научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения В. Л. Янина. Великий Новгород, 22–24 января, 2019 г. – Великий Новгород, 2020. – Вып. 33. – С. 234–239.

21. Чарняўскі, М. М. Выяўленчыя элементы арнаментаў на кераміцы Ўсвяцкай неалітычнай культуры з Крывінскіх паселішчаў / М. М. Чарняўскі // Віцебскія старажытнасці: матэрыялы навук. канф. (Віцебск, 20–21 кастрычніка 2011 г.). – Мінск: Нацыянальная бібліятэка, 2013. – С. 4–10.

22. Шафф, Ф. История христианской церкви / Филип Шафф. – СПб.: Библия для всех, 2008. – Том IV. Средневековое христианство. От Григория I до Григория VII. 590–1073 г. по Р. Х. – 511 с.

23. Ebbinghaus, K. Die Hausmarken auf Hiddensee / K. Ebbinghaus // Die Fischerkom-münen auf Rügen und Hiddensee. – Berlin: Akademie-Verlag, 1961. – Pp. 273–295.

Об авторе: Дмитрий Вячеславович Скворчевский, (Минск), канд. ист. наук, доцент кафедры истории Беларуси древнего времени и средних веков БГУ.

Перевод с белорусского Анны Шамрук.

Доклад был прочитан 14 марта 2020 года на конференции «Таинственная Беларусь VI».