К вопросу о существовании в г. Вильно храма Юпитера-Перкуна
Изредка в различных исторических изданиях всплывает упоминание о неком довольно знаковом и в то же время загадочном астрономическом объекте – храме Юпитера-Перкуна в г. Вильно, посредством которого можно было в течение года наблюдать ход Солнца и проводить астрологические и календарные ритуалы. До сих пор само существование этой постройки вызывало множество вопросов и оспаривалось некоторыми учеными, тогда как другие, наоборот, считали ее наличие в указанном месте практически доказанным. К большому сожалению, в русскоязычной литературе об этом храме нам не удалось найти почти ни слова – основное поле сражений исследователей было развернуто в литовско- и англоязычных источниках. Мы решили перевести некоторые из них, систематизировать все аргументы «за» и «против» и попытаться ответить на вопрос: а насколько это сооружение было практичным с точки зрения самой астрологии?
Итак, если даже задаться целью, то практически вся информация на русском языке, которую можно найти, уместится в одно предложение: «Одна из позднейших обсерваторий в виде круглой башни для наблюдения звезд и Солнца, как утверждают, была построена в Вильнюсе возле храма Перкунаса в 1263 г. по распоряжению князя Геримантаса» [4: 92]. Однако первым об этой башне широкой общественности поведал историк и исследователь литовской мифологии Теодор Нарбут (1784–1864) в 1817 году на страницах «Тыгодника Виленского» [13: 103–107]. Именно здесь он проясняет читателям, каким образом нашел упоминание о храме Юпитера-Перкуна – из рукописной немецкой хроники под названием «Cronika aus einem und anderen Croniken ausgezogen und alten geschichten ausgeschrieben», на обложке которой было подписано: «J. F. R. a 1697 die ult. Febr.». Автор продолжает: «Это неупорядоченное собрание, как видно по тексту, из различных известных и особенных событий в хрониках освещенных, иные события самим автором вписаны, коим он был свидетелем. Есть здесь выписки из хроник литовских, ныне неизвестных, которые сложно где-либо найти. Книга эта, порванная и довольно поврежденная, попала в мои руки волею случая в 1808 году в Ревеле»1 [13: 103]. Насколько Нарбут мог, он дословно перевел текст с латинского на польский. В 1829 году без какой-либо отсылки к первоисточнику о «святыне Перуна» в Вильне пишет и Йозеф Липинский [12: 226–227]. Можно предположить, что он здесь использовал данные «Тыгодника», потому как новых фактов в книге представлено не было.
Позже, в 1835 году, Нарбут вновь вернулся к этому вопросу и изложил эти же, правда немного скорректированные по датам и отдельным деталям, сведения в книге «Деяния древнего народа литовского» [14: 226–229]. Сам автор утверждает, что они более точны, поэтому далее мы будем ссылаться только на них. Правда, тут возникает закономерный вопрос – если автор писал, что сам максимально дословно переводил текст, то откуда появились эти неточности? В примечании к новому тексту указано, что они возникли, «так как в предыдущем имелась ошибка переписчика». Не совпадает в двух версиях выписок довольно много, особенно странно выглядит почти полная корректировка дат из предыдущего текста2, но детальное их сравнение и разбор не входят в круг рассматриваемых в этой статье вопросов. К сожалению, такое несоответствие уже при самом беглом ознакомлении снижает аутентичность рассматриваемых текстов.
Относительно самого храма в тексте из «Деяний» дано довольно много подробностей, поэтому приведем ниже наш дословный перевод этого фрагмента.
Вильно, при быстром своем развитии, не одну имела святыню. Из известнейших аж до последних времен язычества была посвящена Перкуну; о ней представляю выдержку из Хроники J.F.R., который был помещен в издании «Тыгодник Виленский» за 1816 год3, № 60: «В Вильне, где ныне стоит кафедральный костел, ранее был древний дубовый лес, посвященный языческим божествам, в том месте, где Виленка с большой рекой соединяется; при этом лесе был большой храм Юпитера громовержца, или Перкуна, то есть бога грома, построенный князем Гиремундом (Giereymundom) в 1285 году из камня. Его длина была 150 локтей, ширина 100 локтей, высота 15 локтей. Только крыши над ним не было, один только вход со стороны большой реки вел в него; при стене напротив входа имелась каплица, которая содержала в себе различные диковинки и богатые святыни, под ней был склеп, где содержались освященные змеи, земляные жабы и подобные земноводные; над каплицей возвышалась высокая альтана, которая была выше на 16 локтей стен святыни. В самой альтане находилась деревянная статуя бога, которую доставили из освященных лесов Паланги. Каплица и альтана были сделаны из кирпича. Тут же перед каплицей стоял алтарь на 12 ступенях возведенный, каждая из этих ступеней была ½ локтя высотой, 5 локтей ширины, балюстрадой огражденная, алтарь имел три локтя высоты, 9 локтей ширины в квадрат, вверху его множество зубриных рогов окружало, в целом высота алтаря составляла 9 локтей. Каждая ступень отдельно была определенному знаку Зодиака посвящена, на которых также жертвенные огни возжигаемы были каждый месяц, в день, когда солнце в этот знак входило, поднимаясь или же снижаясь, так верхняя ступень относилась к Раку, нижняя же к Козерогу. На ступенях, однако, настоящая жертва не горела (как это понималось), только фигурки таковой, из воска сделанные, например, Льва, Девы. На высоком алтаре животные жертвы горели в некоторые праздничные дни, на котором всегда постоянный огонь горел, день и ночь охраняемый специально посвященными для этого жрецами. В нем было так искусно сделано углубление, что никакой ливень, ни снег, ни ветер не могли огонь погасить, напротив пламя взносилось еще выше; что, наверное, было возможно благодаря горючим веществам. Этот алтарь имел также внутренние строения, служившие для хранения жертвенных сосудов и тому подобных вещей. К востоку от святыни стоял дворец Креве-Кревейто, что значило жреца жрецов. Этот дворец имел округлую башню, с которой наблюдался ход солнца, согласно которому сожигание жертвы на ступени алтаря означало первый день месяца, а кирпич с определенным знаком, вмурованный в стену башни, в начале года, показывал годы. Старое предание гласит, которое также у Митрофания из Пинска4, in annal. Ruthenien. находится, что когда князь Гиремунд (Gierejmund) задумал этот храм поставить, его отец Свинторог посылал (в 1263 году)5, за два года до этого, пышное посольство к Оракулу реки Неман на Жмуди с вопросом о предназначенном будущем храма. Оракул обещал ему существование столь долгое, как само язычество будет существовать, и повелел сделать 122 штуки округлых кирпичей, с указанными им иероглифическими знаками, должными знаменовать хорошие и несчастливые годы; но последний кирпич имел знак двойного креста, что якобы считался подарком, присланным князю от оракула, который также попал на государственный герб6; иные же говорили, что с приходом очереди этого знака должно было наступить уничтожение храма и язычества со стороны христиан. Эти кирпичи еще видны, по большей части, с южной стороны кафедральной колокольни7, которая наполовину мурованая и переделанная после пожара в 1399 году. Хотя эти кирпичи ныне не заслуживают более внимания, как раньше, однако доказано в достаточной мере, что в году 1387, в понедельник после Белого воскресенья, в числе 121 бывшие, в дне котором первая рука к уничтожению храма приложена была».
«Лес и святыня, как и все место обоими замками ныне занятое, названо было по имени князя Свинторога, но город сам носит название свое от рек, которые Wilius назывались, что означало Dolus, либо предательские, полные порогов реки. Из Хроники Литвы Rotundi8 переведено».
Фактически на этом оканчиваются все дошедшие до нас сведения о загадочной постройке. Даже без исправленных дат исследователи тщательно проанализировали приведенные данные и обратили внимание на несколько неточностей или спорных моментов в тексте. Камнем преткновения стало отсутствие оригинальных рукописей и точных указаний на автора хроники, скрывшихся под инициалами J. F. R. Да и личность князя Геримунда (Гериманта) тоже под большим вопросом – он считается легендарным персонажем, который никогда не существовал. Первые критические статьи К. Ходыницкого на тему «фальсификационной кухни» Нарбута появились еще в 1926 году, а в 1997 году А. Дубонис пришел к выводу, что сам Нарбут и был источником всех описываемых им «уникальных исторических данных» [10: 387–401; 11: 3–11].
Так, инициалы J. F. R. сам Нарбут приписывал некому Яну Фридриху Ривиусу. «Хронику Ривиуса» считали исчезнувшей, пока не выяснилось, что она до сих пор частично хранится в центральной библиотеке Литовской академии наук9. Однако несмотря на этот факт, пока нигде нам не удалось найти подтверждения, сохранились ли в этих уцелевших фрагментах описания храма Юпитера-Перкунаса? А. Дубонис, анализируя возможную принадлежность инициалов Я. Ф. Р., опровергает их связь с Яном Ривиусом. Он пишет: «Дополнительные, оригинальные сведения – которые, кстати, являются только лишь выводами из известной биографии Т. Ривиуса – переработаны с использованием истинных или сомнительных, но опубликованных Т. Нарбутом, фактов. Прусское происхождение Я. Ривиуса не выдерживает никакой критики. Сам Я. Ф. Ривиус не известен ни одному источнику или научному тексту, за исключением Нарбута. Только Нарбут находит в хронике Ривиуса указанную автором дату рождения (1673 г.) и смерти (1730–1735 гг.). Только оттуда он знает, что в 1689 г. Я. Ф. Р. прибыл из Кенигсберга в Курляндию служить пастором»10 [11: 6]. Исходя из всех косвенных фактов, автор делает предположение, что хроника Ривиуса может являться фальшивкой. Из-за этого большинство уважающих себя исследователей либо не ссылаются на сведения из хроники Ривиуса (или вообще на любые работы Нарбута), либо делают это с множеством оговорок. Правда, нам не попалось указаний на то, что имеющуюся и доступную для прочтения хронику анализировали какими-то иными методами, например, почерковедческим и др.
Казалось бы, участь языческой «астрономической постройки» предрешена и дорога ей в серьезную науку навсегда закрыта. Однако в некоторых современных литовских энциклопедических изданиях Виленское святилище Перкуна продолжает упоминаться как реально существующее [15: 97–98]. Все дело в том, что новая волна интереса (и, соответственно, споров) поднялась, когда в середине 1980-х годов в основании Вильнюсского кафедрального собора, на месте которого, предположительно, и размещалось святилище, не были проведены детальные комплексные исследования здания. Одним из оснований поместить там искомый храм (но не обсерваторию) послужило упоминание в «Хронике Литовской и Жмойтской»: «Поставил еще Кгедимин11 болвана перунова з каменя кремнистого великого, с которого огонь попы поганские кресали, в руках держачи, и огонь ему вечный з дубины в день и в ночи палили на том местцу, где теперь костел святого Станислава в замку Ягелля, внука Гедиминового, збудованный» [9: 41]. Кроме того имелось замечание римского папы Урбана VI (1318–1389), который писал в 1388 году, что «в определенном месте, густо населенном и называемом Вильно, где как и сам король, во времена перед упомянутым крещением, так и [все] литовцы и другие неверующие в каком-то святилище пустых богов и идолов суеверно почитали, [король?] святилище это разрушил12 [в 1387 году], снес идолов на куски, а на том месте приказал построить костел в честь святой и неделимой Троицы и благословенной Божьей матери Девы Марии и благословенного Станислава» [18: 447]. После завершения обследований в соборе, на защиту сведений Нарбута внезапно встал горой литовский археолог В. Урбанявичус, который опубликовал в 1987 году некоторые предварительные результаты своих изысканий [16: 53–56].
Позже В. Урбанявичус подробно изложил свои аргументы в отдельной публикации [17: 19–26]. Позиция археолога заслуживает подробного разбора. Археологические и архитектурные исследования в общем и целом подтвердили сведения из письменных источников о том, что вильнюсский кафедральный собор, во время крещения Литвы в 1387 году, был построен на месте иного, более раннего каменного сооружения, но не языческого капища, а больше напоминающего католический костел. Здание было квадратным, с длиной 22,7 м и шириной 22,4 м. У западной стены находилась четырехугольная башня, у восточной – пресвитерий. Возле северной стены пресвитерия друг возле друга размещались две часовни. Потолок держался на четырех колоннах, внутреннее пространство делилось на три нефа. Колонны были кирпичные, квадратные в поперечном разрезе, длина стороны квадрата – приблизительно два метра. Предположительно это и был кафедральный собор, построенный князем Миндовгом. К северной стене изнутри были приставлены две лестницы шириной полтора метра, южная часть которых оказалась разрушена при строительстве позднейших колонн готического кафедрального собора. Как пишет Урбанявичус, в храме такие лестницы не нужны. В дальнейшем именно эти лестницы оказались вероятным ключом к взлому шифра предполагаемого летописного источника.
Археолог предполагает, что после смерти Миндовга костел «скорее всего был переделан в языческое святилище без особых изменений, сохранив стены и колонны католического храма». Но вот на плане сооружение было квадратным, тогда как у Нарбута фигурировали вполне конкретные цифры ширины языческого святилища – 100 локтей и длинны – в 150 локтей13. В «Хронике» также указывается, что высота ступеней на лестницах, которые вели в святилище со стороны реки, была равна половине локтя, то есть, если использовать «классический» пересчет – около 30 сантиметров. В то же время, ступени лестниц, обнаруженных во время раскопок, едва достигали 10–11 см в высоту. Умножив это значение на два, получаем единицу в 22 см, которую Ривиус называл локтем. Урбанявичус считает, что «локтем» могла быть пядь (sprindis), упоминаемая в тевтонском описании дорог XIV века. Она равнялась 20–25 см, поэтому сюда подходят и те 22 см, которые Ривиус или Нарбут называют локтем.
Таким образом, воспользовавшись новой геометрией, археолог получил ширину святилища в 22 м, что почти равно 22,4 м, но длина должна была быть больше имеющейся – 33 м. Урбанявичус и здесь находит решение: «Измерения, однако, представлены со стороны Няриса. С этой стороны, у восточного края кафедрального собора, были пристроены две часовни, северные стены которых составляли продолжение северных стен самого собора. Северная стена, таким образом, становилась длиннее на треть. Принимая это во внимание, можно сказать, что измерения практически полностью совпадают с данными Ривиуса и Т. Нарбута».
Далее настала очередь обмеров алтаря. Если перемножить значения из «Хроники» (9 локтей ширины) на эмпирически выведенные значения «локтя» в 22 см, то получаем 1,98 м. Эти значения совпадают с размерами реальных колонн, ширина которых составляет два метра. Исследователь предположил, что, «видимо, колонны были превращены в алтари». Хотя алтарь по Нарбуту «имел три локтя высоты», но «в целом высота алтаря составляла 9 локтей». По предположению археолога, оставшиеся 6 локтей «должны были быть той частью алтаря, которой соответствовала высота лестниц, т. е. от пола или первой ступени до последней ступени». Для перевода в метрическую систему достаточно умножить 22 на 6 – получается 132 сантиметра. Затем автор берет высоту реальных ступеней в ½ локтя и умножает на их гипотетическое количество (12 штук)14, получая… те же 132 см. То есть высота этих лестниц должна была совпадать с размерами алтаря. Следует также учитывать, что при раскопках в подвалах Вильнюсского собора найдено две лестницы, а в тексте Нарбута описана лишь одна. Однако здесь на помощь пришел как раз этот самый «высокий алтарь», на котором в праздничные дни сжигались жертвенные животные. Получается, что существовало два алтаря, один из которых должен был быть выше описанного [17: 24].
Урбанявичус был впечатлен такими совпадениями, хотя и было видно, что кое-где он их старался любой ценой подогнать под собственную методологию (например, при несовпадении длины храма). Сам исследователь посчитал, что другие критики не увидели леса за деревьями: сосредоточившись на отдельных деталях, например, личности Ривиуса, они, возможно, упустили из виду некую реально существующую первооснову летописи.
Однако есть и еще один метод проверки, которым исследователи почему-то не воспользовались: астрономический15. Нарбут пишет: «Так верхняя ступень относилась к Раку, нижняя же к Козерогу» [14: 227]. Согласно наиболее распространенной разновидности астрологии, Солнце входит в знак Рака в момент летнего солнцестояния (когда поднимается на небе выше всего за год), а в знак Козерога – в момент зимнего солнцестояния (в нижней точке эклиптики). Это соответствует названиям верхней и нижней ступеней. Однако соответствие других ступеней знакам зодиака или месяцам непонятно. От середины лета до середины зимы проходит не 12, а 6 месяцев, и логично было бы ступени расположить в два ряда (2 по 6 или 1+2 по 5+1, если выделять знаки с солнцестояниями). 6 ступеней (месяцев, знаков) вверх, от зимы к лету, и 6 вниз (от лета к следующей зиме). Либо же жрецы использовали не классические астрологические знаки зодиака, а какие-то свои, длительностью примерно в половину месяца? Вот, что интересно, третья ступень в раскопанной лестнице явно больше остальных (это хорошо заметно на фото), по этому поводу В. Урбанявичус пишет: «Относительно знаков зодиака можно сомневаться, но обнаруженная часть лестниц указывает на то, что они были связаны с календарем; каждая третья ступень шире остальных, что совпадает с динамикой солнцестояний и равноденствий» [17: 24]. Так что выделение каждой третьей ступени могло означать просто смену сезонов года (по 3 месяца каждый), хотя утверждать о том, что каждая третья ступень была шире остальных лишь на основании половины лестницы со стороны археолога довольно смело.
Знаки зодиака «привязаны» к положению Солнца на эклиптике. За год его высота в полдень меняется примерно на 47 градусов. Это весьма заметная величина, доступная измерению простейшими средствами. Например, если отмечать длину тени Солнца в полдень (когда она самая короткая за день), тогда минимальная величина даст день летнего солнцестояния, максимальная – зимнего солнцестояния, а равноденствия окажутся ровно посредине.
Знаки зодиака в наиболее распространенной астрологии представляют собой одинаковые участки эклиптики, которые Солнце проходит за примерно одинаковое время. Для бытовых и хозяйственных целей того времени достаточно было знать начала месяцев с точностью в несколько дней. Можно было просто разделить год на 12 месяцев и отмечать начало очередного месяца (знака зодиака) через 30,5 дней, т. е. чередуя месяцы по 30 и 31 дню. В течение года этот способ работает в любую погоду, однако постепенно начало месяца будет сдвигаться. Чтобы корректировать такой календарь, достаточно раз в несколько лет путем астрономических наблюдений определить точный день какого-нибудь равноденствия или солнцестояния. Таким образом, расчет календаря по наблюдениям Солнца в то время был возможен с допустимой погрешностью в несколько дней (которую едва ли кто заметил бы). Однако более определенно судить о реальных методах, применяемых на практике в храме, можно будет, если станут известны детали наблюдений, что в нашей ситуации представляется маловероятным.
Кроме этого, стоит обратить внимание, что начало годового цикла, хоть и может быть привязано к датам солнцестояний или равноденствий, по крайней мене для белорусского традиционного календаря, никогда не совпадало с летним солнцестоянием [3: 92]. Например, в белорусском календаре-посохе из Слуцкого уезда, который ныне находится в Русском этнографическом музее в г. Санкт-Петербурге, Новый год может отсчитываться с весны или осени – с марта или сентября, что соответствует архаической сельской традиции [8: 33]. Согласно точке зрения белорусских ученых, весеннее равноденствие (т. е. март) выбрано и для начала отсчета календаря на ковше-братине из г. Гродно (подробнее о ней – ниже). Да и для Балтийского региона больше был характерен не солнечный, а лунный или лунно-солнечный тип календарной системы [3: 92–93].
Были ли вообще известны литовцам в то время знаки зодиака? Исследователи, отвечающие на этот вопрос утвердительно, обычно опираются на находку так называемого ковша-братины, который датируется, по разным оценкам, IX–XII [3: 87–99] или даже XVI веками [7: 18]. По стилю росписи его относят к местной традиции Великого Княжества Литовского XVII–XVIII вв. [2: 75–79; 7: 18]. Ковш был обнаружен после Второй мировой войны в подвале одной из церквей г. Гродно. В 1956 году он был передан на реставрацию в Центральные художественные мастерские им. И. Э. Грабаря и в 1968 году вернулся в фонды Национального художественного музея БССР. Реставрация длилась почти 12 лет, так как под верхним слоем левкаса оказался еще один – с изображением оленей, птиц, всадника, сцены охоты и др. Именно его и оставили, практически полностью сняв более позднюю роспись. От этого старого слоя на ковше остался только один фрагмент у ручки – бородатый человек в шапке, который, похоже, что-то держит в руках или на что-то показывает. Ныне ковш экспонируется в фондах Национального художественного музея Беларуси (филиал в д. Раубичи Минского района) [7: 18; 3: 87–99; 20: 86–93].
Так как одним из элементов рисунков почти всегда было Солнце, Й. Вайшкунас предложил гипотезу об астрологическом значении выявленных картин и соответствии их 12 древнебалтийским знакам зодиака, где кроме классических еще можно выделить Козла, Коня, Всадника, Журавля и Оленя [2: 75–79; 19: 319–325; 20: 86–93]. Действительно, близость Гродно к Прибалтике может, с точки зрения автора, говорить именно о балтийских корнях реликвии. Однако еще введшая в научный оборот информацию о ковше И. Паньшина предположила, что описание находки, вероятно, содержалось в каталоге экспонатов Могилевского музея, изданного в 1898 году [6: 5–6]. Там говорилось о продырявленном деревянном ковше (диаметром 10 и 12 вершков16), расписанном внутри и снаружи масляными красками, изображениями «особо чтимых в Могилеве святых: Чудотворца Николая, Великомученника Георгия, апостолов Петра и Павла и покровителей пчеловодства: Зосимы и Савватия; близ последних, у самой ручки, изображен человек в русской одежде, протягивающий руку к улью, укрепленному внутри дерева» [6: 5–6]. Последнего персонажа можно соотнести с человеком в шапке т. е. единственном оставшемся в наличии на «зодиакальном ковше» фрагменте более позднего слоя. Описание ковша из коллекции Могилевского музея и ковша-братины, экспонируемого в Раубичах, совпадает по множеству параметров (размеры, характер повреждения, изображение человека возле ручки, наличие внутри «арабесок» и т. д.), а, учитывая уникальность такого типа ковшей, можно говорить о том, что изначальная история этого артефакта вполне вероятно могла быть тесно связана с Могилевщиной17. В любом случае, для того, чтобы связать сакральный календарь на ковше с Балтийским регионом пока недостаточно оснований. Для начала, как минимум, нужно доказать, что в каталоге был представлен некий иной ковш, а «зодиакальный» действительно происходит из Западной Беларуси.
Как на первичном, так и на нанесенном поверх изображении на ковше – по 12 картин с изображением неких сцен или христианских персонажей. Двенадцать персонажей довольно часто фигурируют в белорусских загадках и заговорах, такое же их количество вполне могло становиться деталями росписей, вышивок и иных художественных композиций. Именно поэтому, как пишет Т. Авилин: «можно ожидать создания новых современных интерпретаций фольклорных текстов, например, календарных и астрологических» [1: 42–44]. Сходные зодиакальные интерпретации могут появляться и для различных орнаментальных узоров18. Так, в описях экспедиции РМОО «СЭТ», одним из пунктов которой была д. Гребени Краснинского района Смоленской области, можно найти сведения о ручниках, осмотренных в этнографическом музее сельского дома культуры: «ручники были со сложной вышивкой: от конца до (такого же) конца, ряд больших знаков без повторов, будто календарь по месяцам или знаки зодиака»19. Однако после осмотра фотографий, белорусский историк и знаток календарных традиций Д. Скворчевский пришел к выводу о том, что знаки выполняют декоративную функцию и не связаны с календарем. Это свидетельствует, что первоначальная оценка подобных изображений может быть не всегда верной, требуются серьезные основания и реконструкции, чтобы считать календарную функцию заявляемого предмета доказанной.
Таким образом, вся совокупность сведений как археологических, исторических, архитектурных, так и астрономических, позволяет сформулировать нам осторожный вывод о том, что Т. Нарбут действительно мог найти либо известные упоминания о языческом храме (например, в «Хронике Литовской и Жмойтской» или у Урбана VI), либо некие неизвестные и ныне утраченные о нем источники. Затем он значительно дополнил этот текст собственными вымышленными фактами и скорректировал даты с целью подгонки их под известные в тот момент исторические события. Отделить зерна от плевел уже почти не представляется возможным: неизвестно было ли какое-то упоминание об астрономическом или зодиакальном значении комплекса в рассматриваемых им гипотетических текстах или нет. Увы, все календарные ритуалы, проводимые в святилище Юпитера-Перкуна, пока можно рассматривать лишь как искусственный конструкт, служащий субстратом, подпитывающим главным образом псевдоисторические реконструкции и современное историческое мифотворчество. Возможно, какие-то новые факты вскрылись бы при детальном исследовании доступных для анализа фрагментов «Хроники Ривиуса», но стойкое ощущение полной ее фальсификации, похоже, до последнего отталкивает от этой темы тех ученых, кто мог бы это сделать.
Сноски
- Здесь и далее – перевод с польского В. Гайдучика.
- Например, год пожара (1403) заменен во втором тексте на 1399, поход к Оракулу, согласно первому тексту, был в 1282 году, а согласно второму – в 1263, год разрушения храма во втором тексте из 1386 превратился в 1387 и т. д. Если кто-то так коверкал даты, то возникает вопрос к «переписчику»: не поменял ли он в тексте что-либо еще? Больше похоже на то, что текст был переосмыслен его составителем и более или менее подогнан под известные исторические реалии.
- На самом деле за 1817.
- Еще один источник, о существовании которого ведутся споры.
- Даты в настоящем издании исправлены, так как в предыдущем имелась ошибка переписчика – прим. Т. Нарбута.
- Был это герб или печать древних прусских владык, подобный гербу, называемому Pruss в нашей геральдике – прим. переводчика из книги Т. Нарбута.
- Имеется предание, что на этой башне, на высоте, где сейчас окошки малые, была трибуна, с которой священники обращались к народу – прим. Т. Нарбута.
- В первом издании Нарбут сделал также такое примечание: «К мнению ученых, стоит решить, написана ли эта хроника была неким Rotundus, или же называлась ротонда округлая, так как последняя буква i в цитате только предположительно здесь приведена, ибо сильно затерта, могло быть ae???» [13: 107].
- Указан даже порядковый номер «Хроники Ривиуса» в хранилище – F9-3156. Частично хроника была уничтожена при пожаре в имении Нарбута в местечке Шавры Вороновского района.
- Здесь и далее – перевод с литовского Романа Урбановича.
- Гедимин (лат. Gedeminne, Gedeminnus, Godeminnus, ок. 1275 – декабрь 1341) – великий князь литовский с 1316 по 1341 год, основатель династии Гедиминовичей.
- Предполагается, что христианский храм был основан великим князем литовским Миндовгом (король литовский с 1223 года) после его крещения в 1251 году. С возвращением Миндовга в язычество, после 1261 года, храм был разрушен и на его месте могло быть вновь сооружено языческое капище, которое просуществовало до 1387 года.
- Примерный перевод локтей, приведенных у Нарбута (100 и 150) в метры составил бы 90x60 метров, что даже просочилось в некоторые работы о Вильнюсском соборе. Авторы, видимо, простым умножением длины локтя (около 60 см) вывели эти значения, которые не соответствовали реальным.
- Целиком сохранилось лишь 6 ступеней.
- Выражаю благодарность астроному Сергею Ефимову за помощь.
- 44,5–53,3 см.
- По легенде, ковш, попавший позже в музей, подарил Пропойской (ныне – Славгородской) церкви царь Алексей Михайлович Романов (1629–1676) [6: 5–6].
- Так, по сведениям А. Кацара, Д. Стрижнева (1881 г.р.) из Комарина по совету ворожеи Купреихи вышила на рушнике ночные светила: «Купреиха рассказала мне значение каждого узора: звезда человека на небе; солнце, которое дает человеку силу и урожай; месяц охраняет детей от ночниц; огонь вылечивает от простуды, немочи; Перун оберегает от порчи, недоброго глаза, своими стрелами карает нечистых и чертей; дед на том свете молится за здоровье, счастье живых родичей; Козерог вылечивает и оберегает коров и всю скотину от болезней и нечистой силы. Я крепко верила ворожее, сама от нее научилась гадать и лечить» [5: 194–195].
- Электронная таблица отчетов «Горки-2013», порядковый номер записи – 191. Состав группы: С. Чекушка, А. Захаревич, Д. Зуева, Б. Щуко, А. Гаранская. Выражаю благодарность членам «Вольного архива» за предоставленные фотографии ручника.
Литература
- Авiлiн, Ц. Фальклор і сучасная культура. Матэрыялы ІІІ Міжнароднай навукова-практычнай канферэнцыі 21–22 красавіка 2011 г. Мінск / Ц. Авiлiн. – Мінск, 2011. – Ч. 2. – С. 42–44.
- Вайшкунас, Ё. Цi iснаваў балцкi задыяк? / Ё. Вайшкунас // Druvis. – 2011. – № 3. – С. 75–79.
- Віцязь, С. Драўляны коўш – сярэдневяковы сакральны каляндар / С. Віцязь // Археалагічны зборнік. – Мінск: ЮНІПАК, 2006. – Вып. 1. – С. 87–99.
- Гаврилов, Д. А. Небесная мифология славян. Круг времен / Д. А. Гаврилов, С. Э. Ермаков. – М.: Вече, 2018. – 288 с.
- Кацар, М. С. Беларускі арнамент. Ткацтва. Вышыўка / М. С. Кацар. – Мiнск: БелЭн, 1996. – 208 с.
- Описание Могилевского музея / сост. М. Ф. Фурсов. – Могилев на Днепре: Типография Губернского правления, 1898. – 106 с.
- Паньшына, I. Ладдзя на хвалях часу (карэц-браціна XVI ст.) / I. Паньшына // Беларусь. – 1987. – № 3. – С. 18 Г (каляровая ўклейка).
- Скварчэўскі, Д. В. Фарміраванне і развіццё астранамічных ведаў у Вялікім Княстве Літоўскім у XIV–XVII стст.: дыс. … канд. гіст. навук / Д. В. Скварчэўскі. – Мінск, 2016. – 135 л.
- Хроника Литовская и Жмойтская // Полное собрание русских летописей. – М., 1975. – Т. 32. – С. 41.
- Chodynicki, K. Ze studiów nad dziejopisarstwem rusko-litewskim / K. Chodynicki // Ateneum Wileńskie. – 1926. – T. 3. – S. 387–401.
- Dubonis, A. Rivijaus kronikos byla / A. Dubonis // Lituanistica. – 1997. – № 4 (32). – P. 3–11.
- Lipiński, J. Melitele. Noworocznik wydany przez Antoniego Edwarda Odyńca / L. Lipiński. – Warszawa: Druk. A. Gałęzowskiego, 1829. – 259 s.
- Narbutt, T. Wiadomosc o Starożytnym Kościele Jowiza w Wilnie / T. Narbutt // Tygodnik Wileński. – 1817. – T. 3. – № 60. – Pp. 103–107.
- Narbutt, T. Dzieje starozytne narodu litewskiego / T. Narbutt. – Wilno, 1835. – Т. 1. – 481 p.
- Trinkūnas, J. Baltų tikėjimas: lietuvių pasaulėjauta, papročiai, apeigos, ženklai / J. Trinkūnas. – Vilnius: Diemedis, 2000. – 127 p.
- Urbanavičiaus, V. Šventaragio slėnis: legendos ir faktai / V. Urbanavičiaus // Kultūros barai. – 1987. – № 12. – P. 53–56.
- Urbanavičiaus, V. Vilniaus Perkūno šventoves klausimu: skiriama Adolfo Tautavičiaus 75-mečiui / V. Urbanavičiaus // Iš baltų kultūros istorijos. – Vilnius: Diemedis, 2000. – P. 19–26.
- Baltų religijos ir mitologijos šaltiniai. – Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų l-kla, 1996. – T. I: Sudarė N. Vėlius. – P. 447.
- Vaiškunas, J. Did there exist the Baltic Zodiac? / J. Vaiškunas // Astronomy and Cultural Diversity. Esteban C. & Belmonte J.A. (ed.). Santa Cruz de Tenerife: Organismo Autónomo de Museos y Centros. – Cabildo de Tenerife, 2000. – Pp. 319–325.
- Vaiskunas, J. Some peripheral forms of the Mediterranean and Oriental zodiac traditions in heathen Lithuania / J. Vaiskunas // Archaeologia BALTICA 10. – Klaipeda, 2008. – С. 86–93.
Выражаю благодарности астрофизику, канд. физ.-мат. наук С. Н. Ефимову, специалисту по средневековой астрономии ВКЛ, канд. историч. наук Д. В. Скворчевскому и этноастроному Т. В. Авилину за всесторонние консультации при написании этого материала.
Опубликовано: Бутов, И. С. К вопросу о существовании в г. Вильно храма Юпитера-Перкуна / И. С. Бутов // Природное и культурное наследие: междисциплинарные исследования, сохранение и развитие. Коллективная монография по материалам VIII Международной научно-практической конференции, Санкт-Петербург, РГПУ им. А. И. Герцена, 28-29 октября 2019 года. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2019. С. 354-367.