«Заозерский Стоунхендж»: от мистификации к научным исследованиям
Комплексу каменных изваяний – каменным крестам и валунам, которые находятся в лесу неподалеку от д. Заозерье Белыничского р-на, посвящен ряд публикаций в местной, областной и республиканской прессе. Сюжеты об этом месте показали отечественные телеканалы. Целью данного исследования является первоначальный сбор всех существующих материалов, их анализ и первые шаги к настоящему научному исследованию памятника.
Известность к этому объекту пришла в 2007 году с выходом книги местного журналиста и краеведа М. Карпеченко «Уздоўж Стромы: таямніцы», в которой автор значительное внимание уделил кресту и камням в лесу около Заозерья. В ней же ставится вопрос о связи места с богиней Мажаной [4: 24].
В 2012 году в журнале «Маладосць» вышла статья «Заазерскі Стоўнхэндж». В ней приводятся мнения экспертов относительно датировок и предназначения комплекса: языческое капище (И. Шарухо, доцент кафедры географии и охраны природы МГУ им. А. Кулешова), грунтовый могильник эпохи средневековья (И. Марзалюк, доктор исторических наук) и версия о вероятности обоих назначений (Л. Дучиц, археолог) [5: 102–103].
При этом в статье приводятся доказательства как одной, так и другой версий. Так, в пользу старого кладбища свидетельствует то, что рядом с большим каменным крестом раскидано несколько недоработанных каменных крестов, на отдельных камнях высечены четырех-, восьми- и двенадцатиконечные кресты [5: 101].
Однако наибольшая часть текста уделяется богине Мажане (Морене, Моране). Например, именно ее символике приписывается двенадцатиконечный крест, «выбитый на двух валунах на Заозерском комплексе» (при этом их изображения в работе отсутствуют) [5: 104].
Также огромному кресту в лесу около Заозерья приписывается якобы целительское свойство: прислонившись к его полусфере и закрыв глаза, ощущается общность с ним и складывается впечатление, что крест оттягивает от человека отрицательную энергию и передает ее на рядом растущую сосну [5: 101].
Апогеем мистификации объекта стала статья исследователей белорусской традиционной культуры О. Котович и Я. Крука «Старажытны язычніцкі комплекс» [6: 5]. В статье, кроме аргументации в поддержку популярной версии о древнем языческом капище, авторы подробно описали обрядовые действия, которые обитатели края могли бы выполнять на нем. Согласно их «реконструкции», большой крест является «входным крестом в комплекс», пространство которого представляло собой три кольца, выложенные камнями. Это указывало на то, что в сакральном обряде принимали участие женщины трех возрастных групп или поколений.
На этом «сложном сакральном комплексе» авторами был обнаружен большой плоский «камень рожениц», на котором, возможно, в теплое время года могли приниматься роды, «камень-лоток» для катания на пасху крашеных яиц и «камень для жертвоприношений».
Утверждение о целебных свойствах креста развивается еще дальше, причем перечень его «необычных воздействий» лишь расширяется. Крест «оттягивал» болезни, помогал избавиться от эпилепсии, родовых проклятий, «правил» молодую женщину, чтобы она смогла родить ребенка и т. д.
Вызывает недоумение и тот факт, что статья напечатана в периодическом издании, но в ней отсутствуют ссылки или указания, которые могли бы пролить свет на то, на основании чего была создана подобная «реконструкция». Фотографии объектов в вышеназванном материале также отсутствуют.
При всей привлекательности для некоторых исследователей и местного краеведческо-туристического сообщества публикации подобного рода приводят нас в опасное русло – русло фальсификации. Дошло до того, что «Стоунхенджами» уже стали называть и иные некрополи Белыничкого района… [11].
Хочется обратить внимание и на то, что при всем обилии публикаций ни один из исследователей (за исключением экспедиции МГУ им. А. А. Кулешова под руководством И. А. Марзалюка, однако материалы их исследования еще не опубликованы) до сих пор не снял топографический план объекта, не зарисовал каменные изваяния, расположенные в комплексе, не попытался с точки зрения эпиграфики расшифровать «таинственные надписи и рисунки».
Вместе с тем, любому историку при осмотре данного комплекса станет понятно, что перед ним типичный грунтовый могильник эпохи позднего Средневековья – начала Нового времени, а все вышеперечисленные «таинственные» объекты не что иное, как надмогильные памятники на местах захоронений наших предков.
Надмогильные памятники в целом, кроме своего сакрального предназначения, являются не только важнейшими историческими объектами, но порой и маркерами целой эпохи. Кроме того, что они, как правило, имеют историческую, генеалогическую, эпиграфическую и другую информативность, само их исполнение дает исследователям представление о культуре и изобразительном искусстве народа в определенный промежуток времени.
К сожалению, погребально-поминальная атрибутика и надмогильная пластика белорусов практически не фиксировалась учеными прошлого. В работах исследователей XIХ в. можно встретить лишь фрагментарные и узко-региональные упоминания относительно данных процессов. С другой стороны, ряд исследователей считают форму надмогильных памятников одним из важнейших маркеров этнической принадлежности [9: 11–12].
В традиционные народные предания, легенды, поговорки, песни и другие виды фольклора прочно вошли стереотипные обороты вроде «каменный крест на могиле», «камень на могиле» и т. д. [2: 42]. Аналогичную ситуацию мы зачастую наблюдаем и во многих работах историков и этнографов, когда авторы однозначно интерпретируют временную функциональную и региональную принадлежность подобных объектов. Так, к примеру, в исторической литературе укрепилось мнение о том, что распространение каменных надгробий на белорусских некрополях началось с XV в., а с конца XVI в. в комплекс с валунами входят каменные кресты и жальники [9: 64, 69], что в полной мере относится и к исследуемому комплексу.
Рассмотрим памятники, входящие в состав Заозерского комплекса. Крест высотой в рост человека не единственный, хотя и самый большой. Его размеры составляют 1,75 м в высоту, от 25 до 35 см в толщину, ширина перекладины чуть более 1 м (рис. 1). За ним лежат заглубленные в землю и поросшие мхом, поврежденные природными стихиями и, возможно, человеческой деятельностью другие каменные кресты. Из-за деформации их непросто отличить от обычных плоских камней. В ходе предварительного, беглого осмотра комплекса, было выявлено как минимум два таких креста. Один из них, например, имеет размеры около 110 см в длину и ширину перекладины – 70 см (рис. 2).
На нескольких камнях выбиты изображения простых четырехконечных и восьмиконечных православных крестов, характерных для надгробий XVI–XVIII веков (рис. 3) [3: 127]. На одном из плоских камней выбито стилизованное изображение голгофского креста, которое обычно интерпретируется как «загадочное изображение человечка» (рис. 4).
В целом Белыничский район богат на памятники подобного типа. Каменные кресты бессистемно расположены на территории региона:
- г. Белыничи: на Ильинской горе, на которой по легенде и зародилось поселение. Здесь же находилась первая в поселении деревянная церковь и приходское кладбище;
- д. Головчин: каменный крест у Свято-Троицкой церкви;
- д. Заполье: каменный крест на западной окраине деревни в 200 м к югу от кладбища. Первоначально крест находился в окрестностях поселения, но в конце 1990-х его перевезли и установили в самой деревне [7: 41];
- каменные кресты на гражданских кладбищах в д. Алешковичи, Большой Кудин, Мокровичи, Эсьмоны, Заполье, Майск и др. Причем некоторые из них хоть и уступают в размерах заозерскому кресту, тем не менее, имеют в высоту 1 метр и более (например, кресты на кладбище в д. Мокровичи) (рис. 5).
Отдельно стоит остановиться и на топонимических аспектах. Очевидно, что возникновению версии о связи валунов и крестов в лесу с капищем богини Мажаны способствовала созвучность ее имени с окружающими названиями – река Можа и деревня Можаны, которые находятся от объекта на расстоянии приблизительно 7 и 10 км, соответственно. Однако местная топонимия опровергает и эти выводы.
Наибольшую смысловую нагрузку среди упомянутых топонимов несет название реки Можа. Родственные гидронимы встречаются в других местах в Верхнем Поднепровье: Мажа (бассейн Припяти), Мажа (правый приток реки Морочь, бассейн Припяти), Можайка (правый приток Березины), Можанка (левый приток Березины), а также Мжа (правый приток Северского Донца). Исследователи чаще всего объясняют происхождение их названий от балтского слова *mazoja – со значением «малый, небольшой» [12: 274–275].
С другой стороны, гидроним можно сопоставить с такими словами, как русское мгла, мга – «густой, сырой туман, морось» [8: 366], белорусское імжа – «мелкий дождь», «туман», литовское migla – «туман» [14: 383–384], армянское мeg – «туман» [13: 587]. Они восходят к индоевропейской основе *meigh – со значением «туман», «дождь», «становиться темным» [14: 383].
Таким образом, в гидрониме отыскивается корневое ядро, которое представляет собой исходный элемент с базовым значением «вода», а название Можа возможно интерпретировать как «река, которая протекает по влажной, заболоченной местности», что, кстати, соответствует действительности.
Как видим, название реки Можа и имя богини Морены/Мажаны между собой не связаны. Их соотнесение в указанных работах делается по вторичному звуковому уподоблению и представляет собой всего лишь пример народной этимологии – объяснение происхождения слова на основе внешнего созвучия без соответствия действительной этимологии.
Кроме того, в материале «Традиционный языческий комплекс» наблюдается искажение местных топонимов с целью подогнать их под обоснование версии о сакрально-магическом комплексе [6: 5]. Так, река Можа преподносится в форме «Мажана», урочище, где находится объект, называется «Мажаны». Однако в ходе опроса местных старожил было установлено, что урочище с названием Мажаны им неизвестно, а само слово вызывает ассоциации только с одноименной деревней в соседнем Крупском р-не Минской области. Зато прозвучало название лесного урочища Кладище, что подтверждает нашу гипотезу о грунтовом могильнике.
Авторы статьи также утверждают, что «имя Морена в диалектной форме этого региона звучит как Мажана». Хотя известно, что Мажана является польскоязычной фонетической формой имени Морена – (пол. Marzana) [1: 299].
Как отмечает белорусский топонимист Александр Рогалев, память о Морене все же сохранилось в топонимике: в христианское время прежние места поклонения этой богине стали называться в разных местностях Марьиной, Мавриной и Марфиной горками [10: 72]. Подобными им являются также названия холмов вроде Девичья и Бабина гора [1: 36]. Капища в честь богини Мораны располагались преимущественно на возвышенностях, но встречались и на высоких речных берегах. Обычно об этих сакральных объектах сохранялись соответствующие легенды и предания, однако жителям района они не известны.
Таким образом, мы приходим к выводу, что ни исторические, ни этнографические, ни топонимические данные не подтверждают вышеозначенных гипотез о нахождение около д. Заозерье некоего таинственного «Стоунхенджа». Общий лейтмотив всех рассмотренных публикаций также сводится к мистификации и мифотворчеству. Тем не менее, этот памятник все же остается таинственным для науки, поскольку необходимые исследования, в первую очередь – археологические, там не проводились. Детальное исследование комплекса станет большим подспорьем для дальнейшего осмысления сакральных аспектов истории Могилевского Поднепровья периода Средневековья и Нового времени, раскрытия черт и характера культуры и религиозных представлений наших предков.
Литература
- Беларуская міфалогія: энцыклапедычны слоўнiк / С. Санько, Т. Валодзіна, У. Васілевіч і інш. – Мiнск: Беларусь, 2004. – 592 с.
- Богданович, А. Е. Пережитки древнего миросозерцания у белорусов / А. Е. Богданови. – Гродно: Губернская Типографiя, 1895. – 186 с.
- Жижиян, С. Ф. Культовые каменные изваяния Могилевского Поднепровья: к вопросу о синтезе языческих и христианских традиций / С. Ф. Жижиян // Религия и общество – 10: сб. статей / под общ. ред. В. В. Старостенко, О. В. Дьяченко. – Могилев: МГУ имени А. А. Кулешова, 2016. – С. 126–128.
- Карпечанка, М. А. Уздоўж Стромы: таямніцы / М. А. Карпечанка. – Мiнск: Выд. В. Хурсік, 2007. – 144 с.
- Карпечанка, М. Заазерскі «Стоўнхэндж» / М. Карпечанка // Маладосць. – 2012. – № 6. – С. 101–106.
- Катовіч, А. Старажытны язычніцкі комплекс / А. Катовіч, Я. Крук // Звязда. – 2015. – 19 верасня. – С. 5.
- Крыжэвіч, А. С. Семантыка некаторых каменных крыжоў і надмагільных помнікаў вёсак Бялыніцкага раёна / А. С. Крыжэвіч // Гісторыя Друцка-Бярэзінскага краю: матэрыялы Першых грамадскіх навукова-краязнаўчых чытанняў (Мінск–Крупкі–Магілёў, 28 сакавіка – 20 чэрвеня 2015 г.) / укладальнік А.П. Ляхновіч. – Мінск, 2015. – 310 с.
- Мурзаев, Э. М. Словарь народных географических терминов / Э. М. Мурзаев. – М.: Мысль, 1984. – 653 с.
- Раманюк, М. Беларускія народныя крыжы / М. Раманюк. – Вільня: Наша Ніва, 2000. – 216 с.
- Рогалев, А. Ф. Этнические и географические названия как источник для изучения истории Беларуси / А. Ф. Рогалев. – Гомель: Барк, 2014. – 128 с.
- Телеканал ОНТ. «Стоунхендж» в Белыничском районе: на древние захоронения наткнулись лесорубы // Телеканал ОНТ– 2018. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://ont.by/news/our_news/00108725. – Дата доступа: 27.02.2018.
- Топоров, В.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья / В. Н. Топоров, О. Н. Трубачев. – Москва: Изд-во Акад. наук СССР, 1962. – 379 с.
- Фасмер, М. Этимологический словарь русского языка / М. Фасмер; пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. – М.: Прогресс, 1986. –Т. 2 (Е – Муж). – 672 с.
- Этымалагічны слоўнік беларускай мовы. – Мн.: Навука і тэхніка, 1985. – Т. 3 (Г – Ішчэ). – 407 с.
Об авторах:
Сергей Филиппович Жижиян (Быхов), директор ГУК «Быховский районный историко-краеведческий музей» (г. Быхов), аспирант кафедры истории Беларуси и восточных славян МГУ им. А. А. Кулешова (г. Могилев);
Андрей Борисович Супиталев (Белыничи), заместитель редактора учреждения «Редакция районной газеты “Зара над Друццю”», краевед.
Доклад был прочитан на конференции «Таинственная Беларусь-2018» 3 февраля 2018 года.