Записи В.А. Казакевича об олгой-хорхое, хун-хорхое и хун-хара
Новая источниковая база по редким монгольским криптидам16 декабря 2021 года Институт классического Востока и античности провел очередную встречу семинара «Души и духи в китайской культуре». С докладом «Охота на гигантского червя, инструкция по применению снежного человека и древние хозяева новой республики: монгольские фольклорные нарративы в экспедиционных отчетах В.А. Казакевича (1896–1937)» выступил Дмитрий Алексеевич Носов, научный сотрудник ИВР РАН кандидат филологических наук. В докладе он представил новые, неизвестные ранее исследователям источники информации о редких монгольских криптидах.
Осенью 1923 года студент монгольского отделения Петроградского института живых восточных языков Владимир Александрович Казакевич совершает свою вторую экспедицию по Монголии. В период с 11 сентября по 1 декабря 1923 года, он посещает хошуны Тушету-вана и Мергенвана. В ходе экспедиции им записано описание мифологического существа «олоҕой хорхой» с указанием мест его обитания. Далее по тексту отчета от 4 января 1924 года.
Олгой-хорхой
«Охота» на гигантского червя в 1923 году происходила следующим образом:
«К концу дня я доехал до колодца Дзак-Суджи, где, как мне уже и раньше говорили, находится местопребывание червя олгой-хорхой. Хозяин, оказавшейся здесь юрты, на мои расспросы отвечал неохотно, но по моему требованию сводил на то место, где по преданию должен жить этот червь. Он говорил, что червь, если показывается, то только во время летних жаров (так!). Место это находится на запад от колодца Дзак-Суджи в 1/2 версты от него за сухим руслом, в котором растут три пустынных тополя. Земля здесь покрыта большими песчаными кочками, вышиной в 1–2 аршина, сплошь заросшими сундулем. Я решил не разыскивать червя, так как слышал от многих о несвоевременности этого, и, проехав немного по саксаулу, заночевал у колодца Ихир. Что касается олгой хорхоя, то мне известно о нем следующее: людей, которые говорят, что видели его, я знаю 4–5 чел., все они видели его уже давно, за исключением лишь одной шабганцы (старухи – прим. Дмитрия Носова), видевшей червя года 2 тому назад, у колодца Хошу́, что под южным склоном гор Аргалинтэ (упомянутых выше). Таким образом, известно 2 его местонахождения.
Почти все очевидцы наблюдали червя в песчаной местности, в кочках с сундулем, исключение представляет лишь шабганца, в юрте которой внезапно объявился червь за сундуком. Ее семейство стало поспешно укладываться, чтобы перекочевать в другое место, но при снятии дверной рамы олгой-хорхой был обнаружен под порогом. Тогда они бросили двери и поспешно удрали. Причина такого страха лежит в поверии (так!), что этот червь чрезвычайно ядовит. От прикосновения к нему люди и животные умирают. Яд проходит даже через палку, если ей до него дотронуться. Существует чисто легендарные сказания. Будто бы, в жаркий день червь зарывается одним концом в песок, и неподвижно стоит прямой, как палка. Из живых существ, будто бы лишь кошка может умертвить червя, дотронувшись до него своей лапкой, предварительно полизав ее. Мнение всех очевидцев сходится на том, что червь длиной не более аршина (71 см – прим. Дмитрия Носова) (взрослый экземпляр), толщиной в руку у запястья, и не имеет головы. Цвет его я не мог тогда выяснить, так как одни называли его зеленым, другие желто-серым. Вылезая из песка, он небольшое расстояние ползет, извиваясь по-змеиному и затем очень быстро зарывается. Водится в Дзак-Суджин-Гоби, но один из очевидцев, мальчиком видел его в хошуне Урат-Думду-Гуна» [ЦГА СПб. Р-7222. Оп. 5. Ед. хр. 19. Л. 4–5].
Интересный факт, в записях Казакевича, олгой-хорхой не обладает такими поражающими факторами, как электрический разряд и плевок ядом. В частности, способность умерщвлять жертв на расстоянии была описана у Ивана Ефремова. Также Д.А. Носов обращает внимание, что легенды о повышенной токсичности тела и уязвимость перед кошкой характерны и для обычных змей.
Во время поездки в сентябре 1924 г. В.А. Казакевич от неизвестного информанта записал следующее «Согласно преданию, горы Ноинбогдо в древние времена назывались Догшин-хара и в них водился зверь шорŏн или харă хорхōĭ, с виду похожий на волка или лисицу. Он беспощадно уничтожал скот и людей и, вероятно, был воплощением горного духа этих мест...».
Шорон (монг. шороо(н)) в переводе с монгольского означает земляной, а хара хорхой – черный червь. В своей книге «Криптиды Бурятии и Байкала» я привожу предание о земляном змее, записанное в Баргузинском районе Бурятии. Приведу текст этой части.
Еще в начале ХХ века население Баргузинской долины испытывало страх перед земляным змеем, который, по их убеждению, жил в глубоких норах, охотился на животных и высасывал из них кровь. В этом убеждали находимые трупы с характерными ранками. Местные жители считали, что с наступлением холодов земляной змей прорывает свои ходы в теплый хлев, где нападает на содержащийся там скот.
«Земляной змей» на бурятском языке «шороон могой». Если учесть, что у монголоязычных народов змея считалась лусын эзэн (лус, дух-хозяин) и упоминание змеи было табуировано (например, у ойратов), то зачастую могой заменялось на хорхой (червь, червяк) или другие образные определения. Такая замена дает повод предположить, что на территории Бурятии могла обитать разновидность, известного монгольского «червя убийцы» олгой-хорхоя, приспособившаяся высасывать кровь, подобно пиявке. Тем более, что монголы рассказывают и о другой разновидности «шар-хорхой» (желтый червь) так же скрывающегося в норах. На бурятском языке это будет, как шара (шарагчин) хорхой. Считаю, поиск информации об этом земляном черве необходимо продолжить, особенно с учетом того, что среди змей гематофаги не обнаружены.
Информация о замещении монголами табуированных слов была хорошо известна Казакевичу. Видимо, поэтому, в последующем он написал: «В течение своих поездок по Гоби я особенно интересовался так называемым олгой-хорхоем, известным лишь по рассказам. В 1923 году я даже специально разыскивал его, но неудачно. Впоследствии мне удалось собрать распространенные и проверенные данные об этом животном, оказавшимся гобийским видом песчаного удава, обладающим способностью быстро зарываться в землю. Гобийцы, считая эту змею страшно ядовитой, смертельно ее боятся».
Пятая экспедиция Казакевича проходила с мая по июль 1925 года в бурятские хошуны аймаков Богдо-хан-ула и Хан-Хэнтэй-ула. В ходе встреч с местными жителями он записывает несколько сообщений о хун-хорхой и хун-хара, представляющие интерес для криптозоологов.
Хун-хорхой
«К числу легендарных животных принадлежит и хỷн-хорхōĭ («человек-червь»). Его описывают, как крошечного человечка, величиной с пол аршина (35,5 см – прим. Дмитрия Носова), живущего тоже в песках. По ночам хун-хорхой прокрадывается к овцам и сосет их. Если его тронуть, то он начинает мстить, насылая порчу на стада. Как местопребывание его мне указывали Шилабисийн-гол и южной части хошуна Гурбан-сайхан-ула. Другие говорят, что он встречается в северном Тибете и ростом лишь немного ниже человека, оброс шерстью, любит очень человеческих женщин, которых часто хватает и уносит к себе в нору» [АИИАМ. Ф. 7. Оп. 3. Ед. хр. 16. Л. 46 (вклейка)].
Хун-хара
«Между прочим с особым удовольствием говорят о легендарном звере «Хун-хара», причем рассказчики умудряются оставить слушателя в недоумении, стоит или нет верить в реальность этих сказок. «Хун-хара», якобы, громадного роста, нечто среднее между человеком и медведем. Волосы у него длинные и спускаются прямо на глаза. Поэтому он имеет привычку всегда ходить против ветра, откидывающего волосы с его лица, а при попутном ветре он ничего не видит.
Главную пищу его составляют сурки. Пользуясь своей громадной силой «хун-хара» засовывает лапу в тарбаганью нору и выворачивает громадные глыбы земли, после чего хватает добычу. Убив сурка, он кладет его под мышку и идет дальше. Поймав нового сурка, он кладет его снова под мышку, не замечая, как первый оттуда падает и так охотится целый день. К вечеру, оставшись с одним лишь сурком, «хун-хара» приходит в ярость, ломает деревья и ревет, но быстро успокаивается.
Если человек встретиться с ним, то всякое бегство бесполезно, все равно догонит и убьет со злости, лучше смирно стоять. Тогда добродушный зверь возьмет человека под руку и будет с ним ходить. В таком случае стоит сунуть ему в лапы другой рукой какую-нибудь вещь, как он забудет про человеческую руку и положит на ее место поданный предмет, не замечая, что выпустил пленника, который пользуется случаем и убегает» [АВ ИВР РАН, Ф. 63. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 28].
Эта информация в сокращенном и измененном виде стала известна для интересующихся темой криптидов по тексту в Информационных материалах комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке» (Вып. 3. М., 1959. C. 16–17, раздел «Монгольские легенды о хун-хара», а также в книге Б.Ф. Поршнева «Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах» (глава 6, «Сведения из Китая и Монголии») 1963 года издания. При этом в обоих изданиях отсутствуют отсылки к В.А. Казакевичу.
Хун-хара или алмас – одно из названий монгольского «снежного человека». Иллюстрации из книги о поисках алмасов в 1962–1964 годах в Монгольском Алтае, изданной в 2003 году Монгольской академии наук.
Рисунки встреч с алмасом.
Рисунки встреч с алмасами.
Рисунки встреч с алмасом.
На этот факт, в своей статье «Россыпи документов В.А. Казакевича: отчеты о поездках по Монголии 1923–1925 гг.» обращает внимание и Д.А. Носов:
...второй известный мне случай изъятия имени В.А. Казакевича из научного обихода также связан с материалами пятой экспедиции. В 1959 г. в издании Комиссии по изучению вопроса о «снежном человеке», первая заведующая кафедрой русского языка Монгольского Государственного Университета В.Н. Клюева опубликовала рассказ о мифологическом персонаже – хун хара [Поршнев, Шмаков 1959, с. 16–17]. Она указала, что «рассказ был записан одним из советских граждан в Монголии и передан мне, когда я работала в Улан-Баторе с 1944 г. до 1950 г.» [Поршнев, Шмаков 1959, с. 17]. Сравнение данного текста с повествованием о хун-хара, приведенном В.А. Казакевичем в отчете, показало, что В.Н. Клюева подготовила к изданию одно из фольклорных произведений, записанных в ходе поездки на Керулен и Халхин-гол, подвергнув его значительной стилистической переработке.
В результате, только сейчас фольклорные записи Владимира Александровича Казакевича обрели статус источника информации для криптозоологов. Думаю, будет не лишним отметить, что в 1930-х годах он тесно работал в Институте востоковедения АН СССР с таким известным для криптозоологического сообщества человеком, как Цыбен Жамцаранович Жамцарано – бурятским ученым-востоковедом, занимавшимся исследованием вопроса о реликтовом гоминоиде на территории Монголии в конце 1920-х годов.
Сокращения
АВ ИВР РАН – Архив востоковедов Института восточных рукописей РАН;
АИИАМ – Архив Института истории Академии наук Монголии;
ЦГА СПб. – Центральный государственный архив Санкт-Петербурга.
1
